Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Нужно сказать, что это было не ситуативное выступление, а продуманная позиция, на которой Белявский стоял и в последующее время. Его представления об экономике Нововавилонского царства, которые он старался подтвердить анализом данных о благосостоянии отдельных семей (конечно, ему удавалось построить историю только более или менее состоятельных и крупных вавилонских семей, которые вели активную предпринимательскую деятельность, покупая и продавая землю, сдавая ее в аренду, проводя ссудные и торговые операции[600]), исходят из базового тезиса: в период VII–VI вв. до н. э. нововавилонское общество достигло расцвета рабовладельческих отношений, который позволяет характеризовать его как относящееся к античной формации, это же привело и к кризису: росту крупной земельной собственности, обезземеливанию мелких хозяев.

Он полагал, что создание нового типа ирригационной системы (прежде всего прорытие канала Паллукат) избавило Вавилонию от разливов Евфрата, что ввело в оборот новые земли, сделало возможным двукратное снятие урожая, более широкое распространение культуры финиковой пальмы, которой нужно больше влаги[601]. Но с прекращением разливов снизилось и естественное плодородие почвы, что потребовало интенсификации ее удобрения и перехода на двух– и трехпольную систему. Это значило, что мелкие крестьянские хозяйства, которые не имели возможности держать часть земли под паром, теперь не могли поддерживать цикл самовоспроизводства и становились нерентабельны. Парцеллы одна за другой продаются за долги, а богатые семьи, которые не дробят хозяйства, приобретают все новые участки и имения. «Аграрный переворот привел к полной победе античной формы собственности на землю и к росту товарно-денежных отношений, разрушавших пережитки натуральных форм хозяйства»[602]. Имея достаточное количество рабов, эти собственники сдавали приобретенные ими земли в обработку свободным арендаторам – фактически колонам, которых они привязывали с помощью долгов, – что было как раз симптомом кризиса рабовладения[603].

Конечно, вряд ли можно считать признаком школы Струве специфическую подгонку даже известных фактов под заранее придуманную теорию, но тут можно отметить еще и предвзятое толкование документов, что также бывало и у учителя Белявского. Гнев и презрение к ученикам Струве, именование их в переписке «васькистами» не отменяют того, что никакой другой школы Белявский не знал и самостоятельного пути в науке не нашел[604]. Здесь нет возможности подробно останавливаться на таких неоднозначных тезисах концепции, как завышение роли канала Паллукат в кризисе мелкого землевладения[605] и утверждение о наличии инфляции в вавилонских ценах[606], достаточно остановиться на центральном моменте: на самом деле Белявский не доказал и того, что в нововавилонский период обычный процесс возвышения одних семей и разорения других перешел в какую-то качественно (или даже количественно) иную фазу.

Доказательство глубинной родственности нововавилонской и античной экономики могло строиться либо на представлениях первой половины столетия о том, что в римском классическом рабовладении доминировали латифундии, либо на представлениях второй половины о преобладании средних вилл[607]. Если Струве еще мог искать параллель латифундиям в государственном хозяйстве царства Шумера и Аккада, то Белявский уже никак не мог утверждать, будто удачливые вавилонские семьи стремились создать таковые, поскольку они скупали иногда десятки участков, разбросанных по району, и не сводили их в единое поместье. Но дело даже не в этом: ведь многочисленные описанные им имения и участки невозможно охарактеризовать и как средние рабовладельческие виллы. Ссылка на то, что античная формация в Вавилонии имела свою специфику, здесь неубедительна, поскольку речь идет вовсе не о вторичной характеристике: судя по всему, этапа вилл с преобладавшим на них рабским трудом в Вавилонии не было никогда – ни во времена Хаммурапи, ни при касситах. Соответственно, нарисованная картина показывает нам, пожалуй, более богатое, но в общих своих чертах такое же общество, каким оно было на протяжении уже тысячи с лишним лет. Не может быть кризиса классического рабовладения там, где не было его расцвета.