Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Подобно многим проектам той эпохи, мечтания о социально жизнеспособном «трансвестите» были преданы забвению в связи с тем, что безудержный оптимизм первой пятилетки сменился суровым прагматизмом. Достижение заявленных в плане фантастических целей потребовало сосредоточения ресурсов на узких направлениях. На науку, субсидируемую государством, были возложены соответствующие ожидания. С началом атаки марксистов на беспартийных ученых наука оказалась в центре пристального политического внимания. Последствия такого поворота к нарочитому прагматизму в отношении «трансвеститов» или «гомосексуалистов», порой неявно выраженного, часто очевидны в доступных источниках. И все же кампания против «биологизирования» (от популярного в то время глагола «биологизировать») в психиатрии и криминологии и история борьбы с так называемыми социальными аномалиями в эпоху первой пятилетки создала почву для понимания событий 1933–1934 годов.

О прагматическом повороте в сфере народного здравоохранения свидетельствовали смена руководства и реорганизация системы медицинского обслуживания. 13 декабря 1929 года ЦК ВКП(б) постановил реорганизовать Комиссариат здравоохранения, обязав его сконцентрироваться на нуждах промышленного пролетариата и колхозного крестьянства. Харизматичный видавший виды большевик Н. А. Семашко, народный комиссар здравоохранения с 1918 года, в 1930 году по до сих пор не выясненной причине был заменен М. Ф. Владимирским, также ленинцем старой закваски и профессиональным врачом. Вероятно, он считался благонадежным вариантом благодаря своему послужному списку: в 1920-е годы он служил в Комиссариате внутренних дел РСФСР и возглавлял Коммунистическую партию Украины[713]. Последовали проверки и системная перестройка, перемены не миновали и психиатров. Постановление Рабоче-крестьянской инспекции от 26 октября 1931 года отметило некоторые недостатки в психиатрическом обеспечении, в том числе ограниченную сеть и низкий уровень больничного обслуживания, невысокую квалификацию персонала, недостаточное применение «трудовой терапии», излишнее число госпитализированных больных, наблюдение за которыми вполне можно было бы осуществлять в амбулаторных условиях. Комиссариату были спущены директивы придать лечению трудовой характер, уделяя больше внимания «рабочим ведущих отраслей промышленности» и развитию трудовых колоний и мастерских в психиатрических заведениях[714]. Упор на труд как метод лечения появился еще до первой пятилетки. Что отличало этот период, так это степень нацеленности исследований и лечения на «производительные» слои населения. Она свидетельствовала о жесткой фильтрации приоритетов сквозь сито классовых интересов. Расходуя весьма скромные средства на поддержание психического здоровья народа, власти надеялись на максимальную отдачу (измеряемую производительностью труда). Ученый медицинский совет Комиссариата распустил подкомитеты, не отвечавшие этим приоритетам. Например, отсутствует информация о том, что когда-либо собиралась Межведомственная комиссия по «трансвеститам». Меморандум 1933 года указывает, что к этому году прекратила существование и «невропсихиатрическая комиссия» Ученого медицинского совета Комиссариата здравоохранения (изначально предложившая сформировать Межведомственную комиссию)[715].

Направления исследовательских работ были соответствующим образом пересмотрены. Врачи сосредоточились на проблемах основной психиатрии (шизофрении и нарушениях, обусловленных известными биологическими причинами), а также практиковали на городском направлении малой психиатрии (неврозы и проблемы приспособления к жизни) в целях повышения трудовых показателей. Исследование аномальной личности перестало быть делом случая и должно было проводиться в плановом порядке, отражавшем потребности рабочих и крестьян[716]. Половая аномалия как самостоятельная проблема фактически исчезла из советской психиатрической литературы в 1930-х годах. На страницы специальных изданий она возвращалась лишь в качестве симптома в контексте серьезного психического заболевания, душевного расстройства или утраты трудоспособности[717]. Иногда даже более значительное падение наблюдалось в эпоху первой пятилетки в исследованиях, касавшихся сексуальности в рамках вопросов социальной гигиены, полового просвещения и евгеники[718].

Острые атаки на «биологизирующих» ученых, обвинявшихся в том, что корни социальных болезней они усматривали в биологии индивида, ускорили отказ от сексологических исследований в этот период. Недовольство большевиков тем, что в оценках человеческих патологий некоторые медики уделяли слишком большое внимание природе и недостаточное – воспитанию, имело длинную предысторию. Но во время культурной революции это недовольство превратилось в догму. Кампании по продвижению ученых с партийными билетами и дискредитации политической благонадежности «буржуазных специалистов» (осколков старого режима) наложили на интеллектуальный труд печать идеологического конформизма[719].