Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Далее в дискуссии была поднята тема «среднего пола» в воинских формированиях, и проявилось отчетливое различие в подходах к оценке новобранцев-мужчин и новобранцев-женщин[698]. Разделяя страх Кольцова относительно морального разложения мужчин, Брусиловский предупреждал, что «такого рода субъекты, заявляющие, что они гомосексуалисты, ведут к тому, что при большой психической заразе составляют контингент уклоняющихся от военной службы. Целый ряд таких моментов уголовного порядка может встретиться»[699]. Только один психиатр, присутствовавший на заседании, был знаком со стандартной процедурой работы с призывниками, заявлявшими о своей непригодности к военной службе ввиду гомосексуальности. «Если сейчас кто-нибудь уклонится от призыва на военную службу под таким предлогом, – указывал А. В. Рахманов, – то он прежде всего попадет в психиатрическое учреждение на экспертизу. Так что в этом направлении вопрос и будет разрешен»[700]. Рахманов не утверждал со всей однозначностью, что армия должна автоматически изгонять из своих рядов «гомосексуалистов», хотя замечания этого психиатра на слова Брусиловского о «психической заразе» наводят на мысль, что он придерживался именно этой точки зрения. Рахманов настаивал на всестороннем обследовании специалистами такого рода новобранцев «и обязательно в психиатрическом учреждении, где силы будут достаточно компетентные для того, чтобы этот вопрос разрешить». Сравнительно редкие психиатрические тексты того времени, посвященные проблеме психической неполноценности отдельных военнослужащих, если и упоминают о половом извращении, то в крайне завуалированной форме, хотя метафора «психическая зараза» использовалась врачами и политработниками весьма часто в случаях, когда они сталкивались с самоубийствами и иными проблемами в среде солдат и офицеров[701]. Ученый медицинский совет быстро согласился, что «психическая зараза» в среде мужчин приводит к нежелательным последствиям для призыва на военную службу.

Хотя когорты «зараженных» гомосексуальностью мужчин и вызывали у Рахманова обеспокоенность, он тем не менее защищал присутствие в армии «женщин мужественного вида» – как тех, кто был замужем за мужчиной, так и тех, кто не желал выходить замуж в силу своей «маскулинизации». «Они не претендуют ни на что другое, как на службу». Говоря о «женщинах на военной службе», Рахманов писал, что они встречаются «среди комсостава, переодетые в мужское платье». Он сам лично наблюдал два случая:

Это женщины мужественного вида, носят военную форму, но одна из них является в то же время женой мужчины и имеет детей, так что, будучи командиром Красной армии и занимая довольно высокий командный пост, имеет семью. Другая женщина не имеет семьи и является более маскулинизированным типом. Тут, по-видимому, нет необходимости применять особые меры. Так что, я думаю, это положение, которое предлагаем, чтобы установить экспертизу в каждом отдельном случае, и решает вопрос.

Никто из присутствующих не стал возражать заявлению Рахманова о пользе для государства женщин с гендерным несоответствием. Переодетая женщина (каковы бы ни были невысказанные замечания по поводу сексуальности «маскулинизированного типа»), судя по всему, занимала высокое положение в рядах Красной армии. Поэтому такая фигура требовала «персонального», а не общего подхода.

Похожий призыв к «внимательному» и индивидуальному рассмотрению последовал за сообщением о том, что прежде советские официальные лица одобряли однополые браки, и Совету предстояло решить, будет ли такое официально позволено и «трансвеститам». И снова терпимость была проявлена исключительно в отношении личностей, которые биологически считались женщинами. Узнав об успешной борьбе Евгении Федоровны М. за признание Комиссариатом юстиции ее брака с женщиной, Кольцов посчитал необходимым высказать обеспокоенность: