Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Советская психиатрия 1920-х годов испытывала глубокий интерес к женщинам, которые очень убедительно входили в мужскую гендерную идентичность и, в соответствии с развивающимися в то время в европейской науке сексологическими категориями, именовала их «гомосексуалистками» или, изредка, «трансвеститками». Трудно реконструировать причины, побудившие некоторых женщин приобрести мужественность, подделав свои документы, взяв мужской вариант собственного имени и изменив одежду, манеры и прическу. Во всех подобных случаях, попадавших в сферу внимания тогдашней советской психиатрической литературы, главным мотивом указывалось однополое влечение. Некоторые из этих женщин, безусловно, ничего не знали о лесбийской субкультуре столиц. У них было меньше доступа к возможностям, открытым для маскулинизированных женщин, соблюдавших респектабельность и носивших только отдельные атрибуты мужского платья (вроде воротничков и галстуков, обычных для кружка Парнок). Мужской пасс для этих женщин, живших в отрыве от какой-либо субкультуры, служил средством получения сексуального доступа к другим женщинам. Но иные принявшие мужскую идентичность были увлечены всем спектром возможностей участия мужчины в революционной борьбе, в том числе и в военной жизни. Для них сексуальность могла играть намного меньшую роль. Как бы то ни было, принятие мужской идентичности могло удовлетворить разнообразные сексуальные, социальные и личностные амбиции женщин, которые занимались таким гендерным перформансом.

Общим в историях женщин революционной России, избравших для себя жизнь как мужчина, было то, что многие из них, по-видимому, жили вдалеке от столиц, где зарождалась лесбийская субкультура. Там, где они жили, такая альтернатива полной гендерной трансформации развивалась с переменным успехом, а перемещения населения в эту эпоху создали дополнительные возможности для преображения себя. Это прекрасно иллюстрирует история Александра Павловича, «гомосексуалистки», нэпманши, описанная в 1925 году психиатром А. П. Штессом из Кабинета криминальной антропологии Саратова[285]. Будучи женщиной по биологическим признакам, она была воспитана отцом «как сын». По свидетельству Штесса, детство пациентки напоминало скорее детство мальчика, чем девочки. После смерти в 1919 году главы семейства старшая сестра пациентки, движимая материальными соображениями, заставила девушку выйти замуж за «слабохарактерного жениха». Брак распался через три недели, поскольку пациентка, возненавидевшая супружеские отношения, начала переодеваться в мужское платье, а потом сбежала в Астрахань, где взяла себе имя Александр Павлович[286].

Какое-то время в Астрахани Александр Павлович «продолжала заниматься торговлей»; представляясь на рынке как мужчина, «она пользовалась большим успехом среди торговок». В 1920 году она вернулась в Саратов уже как Александр, вновь занялась торговлей мелкими серебряными изделиями и заставила свою большую семью обращаться к ней в ее маскулинной ипостаси. У нее был ряд романтических и половых связей с женщинами (причем одни отношения длились два года и партнерши даже «обсуждал[и] вопрос о женитьбе»)[287]. Александр настолько вжилась в свою маскулинную роль, что однажды в припадке ревности даже избила возлюбленную, и последнюю пришлось на две недели уложить в больницу.

Экономический успех Александра был достаточно убедителен для близких и дальних родственников, чтобы никто не спорил о том, что родственница взяла мужскую идентичность. Александр прожила в Саратове четыре года, все это время финансово поддерживая семьи своих сестер прибылью от рыночных дел. Помимо торговли серебром, большой доход приносили и карточные игры («орлянка» и «конфетка»). Ее успехи в этой запрещенной законом сфере деятельности привели к административным штрафам, столкновениям с конкурентами и клиентами и, наконец, к конфликту с властями. В 1924 году она была арестована и позднее препровождена в Кабинет криминальной антропологии для обследования и принудительного лечения[288].

Комбинируя методы фрейдовского психоанализа, гипнотерапии и убеждения, Штесс, по его словам, полностью «вылечил» пациентку от «гомосексуализма». Ее согласие отказаться от мужской идентичности (чему она всячески противилась при их первых встречах) было главным аргументом в пользу успеха врачебного вмешательства. После последнего сеанса гипноза пациентка бросила курить, манеры и поведение более женственны и сдержанны, задумывается над вопросом о деторождении и высказывает желание иметь когда-либо ребенка, настроение жизнерадостное. 13 октября. Больная выписывается из клиники, одетая в женское платье[289].