Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

На крайне правом фланге весьма необычное для России рассуждение об однополой любви вышло в 1911 году в неординарном философском труде «Люди лунного света», написанном антисемитом и иррационалистом Василием Розановым. Его книга воспевала гендерные и сексуальные «уклонения» людей (выражаясь метафорически – «лунного света») как естественное промежуточное звено в спектре между четко выраженными («лучащимися») полярными маскулинностью и фемининностью[444]. Одной из особенностей розановского анализа «содомитов» была его продолжающаяся на протяжении всей книги полемика с психиатрией и рождаемыми ею теориями половой психопатии, предвосхитившая недавние подходы к пониманию взаимоотношений «врач – пациент». Розанов клеймил австрийского психиатра Крафт-Эбинга за то, что состояния своих пациентов тот называл половым «страданием», в то время как пациенты не писали ему с жалобами. «Тупые медики» и доверившаяся им публика похоронили правду о поле под «отвратительными, медицинскими терминами и фантастическими, совершенно глупыми представлениями», объявив всех сексуально трансгрессивных личностей «извращенными», «развратными», «больными» или «уродами». («Болваны, – при встрече с Сократом они записали бы только: „Весит 4 пуда 10 фунтов“»)[445]. Розанова весьма интриговали случаи гендерно-неконформных людей и автобиографии лиц, занимавшихся сексом исключительно для удовольствия. Он утверждал, что эти истории доказывают, что пол более «текущий», чем его представляли себе медики. Для Розанова «третий пол», отказавшийся от прокреации[446] и радостей семьи и дома, способен был обрести более глубокую духовность. В этом «содомиты» напоминали монахов, живших в согласии с требованиями Нового Завета (с точки зрения Розанова – вершины европейской цивилизации, которую философ упрекает в недостатке плодовитости). Бичуя «„бессеменность“ [христианства]», философ утверждал, что монастырское сообщество из 1001 «развратного» монаха исполняет предписания Нового Завета более правильно, чем «1001 счастливый семьянин, будь они хоть добродетельны, как Авраам», который в своем отцовстве не добрался далее Ветхого Завета[447]. В своих непростых для понимания и часто витиеватых мыслях Розанов выдвигает противоречивую концепцию толерантности в отношении «содомитов» – как мужчин, так и женщин. И хотя его влияние было ограничено стилистическими и политическими рамками, он при всем том высказывался за патриархальное видение пола и оказал глубокое влияние на ряд философов и интеллектуалов эпохи авангарда[448].

Многие мнения, прозвучавшие в этих интеллектуальных дебатах после 1905 года, ранее уже озвучивались в дискуссиях в узком кругу юристов, которые поднимали вопрос о том, необходим ли существовавший, но редко применявшийся на практике закон против мужеложства. Споры относительно пересмотра царского уголовного законодательства тянулись два десятилетия, с 1880-х по 1903 год, когда в конце концов было частично принято новое Уголовное уложение. Оно широко признавалось как модель современной европейской юриспруденции[449]. Решение оставить в нем запрет на добровольное мужеложство было мотивировано тем, что Лора Энгельштейн назвала «отказом в праве на приватное», а именно – консервативном сопротивлении признавать личную половую свободу в частном пространстве. Этот отказ оправдывался юристами с разных позиций. Архангельский прокурор Рихард Краус яснее прочих выразил убеждение, что половые извращения характерны для города и, в частности, для образованных кругов. Он отрицал право распоряжаться собственным телом, если это оборачивается «вопиющим нарушением законов природы» или «основных начал человеческого бытия и сожития». Комментируя запрет мужеложства, юрист Леонид Владимиров утверждал, что запрет введен в воспитательных целях и стимулирует к самодисциплине морально слабых людей. Петербургский прокурор А. Ф. Кони, не одобрявший попыток упразднить законы против мужеложства в европейских странах, писал, что «гомосексуалисты, подобно еретикам-скопцам (секта православного толка, члены которой практиковали самокастрацию), подрывали общественный порядок, пропагандируя непрокреативную (то есть не направленную на деторождение) сексуальность. А потому как эта секта кастратов была вне закона, так и запрет мужеложства должен сохраниться[450].