Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Интерес к гомосексуалам и сочувствие им на ранней стадии становления советской медицины были не просто побочным продуктом участия в международном секс-реформаторском движении. Народный комиссар здравоохранения Семашко, покровительствовавший исследованиям в развивающейся в то время области науки – эндокринологии, косвенно побуждал психиатров исследовать предполагаемую связь между гормональными функциями и психическим расстройством. Он поддерживал идеи, вызывавшие большой интерес у ученых Центральной и Восточной Европы, которые могли бы сделать медицину «советской», если бы прорыв исследовательской мысли привел к кардинальным отличиям от медицины при царском режиме.

В 1918 году австрийский биолог Ойген Штайнах заявил, что открыл обусловленность сексуальной ориентации особенностями функционирования половых желез. Это было частью его исследований в области эндокринологии. Его довоенные и послевоенные исследования животных произвели революцию в понимании роли половых желез. Получив общественное признание и заручившись поддержкой М. Хиршфельда, Штайнах занялся проблемой изменения сексуального поведения человека путем контроля выработки половых секреций. В 1918 году совместно с хирургом Робертом Лихтенштерном он успешно произвел частичную трансплантацию «нормального» (гетеросексуального) яичка мужчине-гомосексуалу. Согласно отчетам после операции, в результате пациент утратил женоподобные манеры, получал удовольствие от сексуальных отношений с женщиной-проституткой и впоследствии женился[567]. Хиршфельд ухватился за эти результаты как за неопровержимое доказательство своей теории «биомедицинской конструкции новой гомосексуальной идентичности» и в начале 1920-х годов широко пропагандировал их[568]. Об экспериментах Штайнаха в России знали, особенно русских ученых интересовали его опыты с животными, а также эксперименты по омоложению людей. В 1920-е годы омолаживающая хирургия стала популярной в Европе и СССР и широко освещалась советской печатью. В большевистских мечтаниях омоложение представлялось первым шагом к раскрытию тайн жизненного процесса. Много сотен подобных операций было произведено над животными и людьми (большей частью мужчинами) в России периода НЭПа[569].

На фоне этой политики сексуальных реформ, междисциплинарных подходов к женской проституции и успехов эндокринологии в 1920-х годах в СССР появились значительные работы по психиатрическим исследованиям гомосексуальности. Такого рода исследования могли радикальнейшим образом отделить советскую психиатрию от ее предшественницы царского времени, сопротивлявшейся медикализации гомосексуала. В ходе клинических и судебно-психиатрических исследований небольшого числа «гомосексуалистов» психиатры собирали данные и выдвигали предположения, подчас с сильным полемическим акцентом, относительно этиологии однополого влечения. Многие соглашались с тем, что соединение социальных и биологических факторов способно породить аномалию, но у специалистов были резкие разногласия относительно оценки значимости биологических причин. Ввиду особенностей эпохи эндокринологические открытия приобрели революционную окраску, а исследования половых желез – политическую подоплеку. Если бы проблема этиологии гомосексуальности привела психиатров и биологов к новым открытиям в области гормональных функций, то советская медицина получила бы престиж и новое знание.