Другая правда. Том 1

— Очаровательно! Третьего сентября он признается в убийстве, четвертого не может найти захоронения, пятого во время обыска в квартире, где проживал Сокольников, и в его комнате обнаруживаются старательно замытые следы крови, десятого наш Андрей Александрович вполне благополучно находит закопанные трупы, а двадцать девятого октября начинает утверждать, что вообще никого никогда не убивал. Более того, — она снова кинула взгляд на свой раскрытый блокнот, — тридцатого октября он в очередной раз меняет защитника, причем не по назначению, а по приглашению, то есть сознательно и добровольно принимает решение, что прежний защитник его не устраивает, нужен другой. Спустя месяц, в конце ноября, появляется жалоба по поводу пропажи реликвий. До февраля идет переписка по этим жалобам, потом про реликвии почему-то забывают, и начинаются жалобы с обвинениями следователей в черном риелторстве и кабинетном разврате. О чем это говорит?

— О том, что Сокольников пытается доказать свою невиновность, но следователи его не слышат, гнут свою линию, потому что им это выгодно, они кого-то покрывают. Он хочет привлечь внимание к недобросовестности самих следователей, чтобы их проверили и сняли с дела, он надеется, что новые следователи окажутся более честными и добросовестными.

— Хорошая попытка, — улыбнулась Настя. — И кого же они покрывают?

— Как — кого? Того, кто совершил убийство на самом деле.

— То есть они знают, кто убийца?

— Наверняка, — твердо ответил Петр.

В его голосе было столько убежденности, что Настя даже восхитилась. Вот бы ей научиться быть такой уверенной в собственных выводах.

— Откуда они это знают? — продолжала она импровизированный экзамен, больше, правда, похожий на допрос.

— Это их знакомый какой-нибудь. Или знакомый знакомого, которого им выгодно крышевать. Или они его совсем не знают, но получили хорошие деньги. Ну, вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — согласилась она. — А Сокольников откуда знает, кто убийца?

— Он и не знает, — чуть удивленно ответил Петр. — Он знает только, что сам не убивал.

— Просто супер, — констатировала Настя. — Тогда с какого бодуна он пошел в милицию с повинной? Придумайте историю, в которую укладывались бы все эти факты. И не забывайте во-он туда посматривать.

Она ткнула концом ручки в том направлении, где красовался листок с цитатой из Кэрола.

Петр удрученно молчал. Концы с концами явно не сходились. Если следователи — плохие ребята и замазаны по уши, то явка с повинной не вписывалась никаким боком. Если же они работали нормально и добросовестно, в меру своих способностей, то поведение Сокольникова не поддается логическому объяснению. Он виновен, он признался, но при этом сначала не смог указать место захоронения, а потом вдруг смог. Логика должна быть. Хоть какая-нибудь. Пусть ущербная, пусть больная, но всегда внутренне стройная.

— Стационарная судебно-психиатрическая экспертиза проводилась? — быстро спросила она.

— Да.

— Где она?

Петр пробежал глазами по своим записям.

— Второй том, в середине, файлы с ноль двадцать девятого по ноль тридцать седьмой.

Настя сделала пометку в блокноте. Господи, чем она занимается? Вот уж воистину пустая трата времени. Нужно спокойно и последовательно прочитать дело, а не вырывать информацию кусками…

Стоп! О чем это она? Для чего ей читать дело, тем более спокойно и последовательно? Чтобы выяснить — что? Мифическую правду, о которой так мечтает мальчик Петя? Разоблачить коррумпированных следователей, погрязших в разврате и взятках? Ну, допустим. Но все равно бессмысленно пытаться выяснить эту правду, не имея дела целиком. Ладно, время идет, а они только разговоры разговаривают. Ей, между прочим, заплатят за работу, а не за сотрясение воздуха саркастическими сентенциями.

— Будем делать лабораторную работу, — объявила она.

Петр вытаращился на Настю в полном изумлении.

— Какую-какую?

— Лабораторную. Как на уроках химии в школе.

— Мы не делали, — растерянно проговорил он.

— А мы делали. Выдвигаем версии и проверяем их материалами дела. Версия первая, которую вы сами высказали в первый же день нашей работы: Сокольникова задержали за что-то совсем другое, сообразили, что на него можно повесить три трупа, несколько часов били и заставляли взять на себя чужое преступление и в конце концов заставили. Он написал явку с повинной. Через несколько часов его допросили и повезли на осмотр местности. Открываем протокол осмотра четвертого сентября, обозреваем фотографии. Что видим?

Петр поискал нужный файл, всмотрелся в экран.

— Сокольников указывает направление движения… Ну, там так написано, под фотографией.

— И что Сокольников? Избитый, с синяками и кровоподтеками на лице? С распухшей челюстью? Сутулится? Держится за живот или за бок? Плохо выглядит? Удрученный, расстроенный, испуганный, подавленный?

Петр молчал. А что тут скажешь, когда на фотографии абсолютно спокойный, довольный собой улыбающийся молодой человек, по виду которого ни за что не скажешь, что он совершил убийство и провел ночь в камере.