Другая школа 2. Образование – не система, а люди

 «Вот вы говорите про неэффективность школ. А я недавно изучил статистику удовлетворенности россиян системой образования, – вступает в разговор Дмитрий Зеливанский, руководитель второй смены в школе. – Шестьдесят семь процентов устраивает состояние учебных заведений. Еще двадцать – «удовлетворены в достаточной степени». Тех, кто считает, что в школах происходит что-то не то, – десять процентов. Для большинства людей происходящее сегодня в российских учебных заведениях – норма. При этом я вижу, как школа изнашивает детей, вижу 14-летние «живые трупы», которым уже ничего не интересно. У них остановились внутренние двигатели. Я недавно ездил в свою школу в Ростове-на-Дону: мне хотелось узнать, сколько детей умерло от наркотиков, насилия, сколько бывших учеников сидит в тюрьме. Но вместо статистики мне подсовывали результаты по математике и физике, как будто это важнее. Потому что школа не готова принять ответственность за влияние на твою жизнь».

Наш спонтанный разговор переходит на популярную тему «Успешность выпускника». Один из самых интересных и до конца не решенных вопросов: как мы мерим успех учеников? Количеством стобалльников по ЕГЭ или количеством будущих Тарковских, сформировавшихся в школе? И можем ли мы сказать, что одно менее значимо, чем другое? «Что такое успех? У меня для этого есть три критерия, – говорит Зеливанский. – Развитие личности, умение учиться и способность взаимодействовать. Мне кажется, что если ребенок в этих трех вещах реализуется, дальше в жизни он не пропадет. И школа должна помочь проявить странное образование внутри, которое называется личностью. На мой взгляд, только ради этого и стоит жить. Я сам из очень плохой школы в рабочем поселке Ростова. Мою школу нужно было закрыть и никого к ней не подпускать. И во взрослой жизни мне пришлось провести с собой очень большую работу, чтобы как-то приблизиться к человеческому облику. На примере своей жизни я понимаю, что все может быть иначе».

Дома со своим ребенком Зеливанский ведет долгие разговоры, обсуждая справедливость преподавательских решений. «Неизбежность учительской позиции в том, что ты всегда влияешь на другого человека, – говорит Дмитрий. – Да, ты можешь использовать инструменты страховки и безопасности – показать, что ты не идеален и тоже можешь ошибаться. Но в остальном глупо думать, что та самая «Марьиванна» учит только своему предмету и больше ничему. На детей влияет то, как она одевается, разговаривает, относится к школьникам». 

«Главный вопрос, который перед уроком нужно ставить каждому преподавателю: какую связанную с уроком проблему мы хотим решить?»

Юрий Романов

«Все в школе зависит от целей, – продолжает Зеливанский. – Есть подход: я вас накажу, если не выучите теорему Пифагора, пусть даже 90 % из вас никогда в жизни не будут ее использовать. А есть другой подход: а что я хочу, чтобы было в конце школы? Если я хочу, чтобы развивалась личность, то нужно позволить учителю самому определять цели и задачи, ошибаться и исправлять ошибки. И нельзя преподавателя за это ругать. Наоборот, нужно помогать учителю справляться с давлением родителей по поводу оценок. Нужно оберегать педагога от системы, где за неверное действие сразу наказывают. И тогда роль учителя – организовать для ребенка среду, в которой уже сам школьник будет пробовать и ошибаться».

«Знаете, проще всего говорить на примере собственной жизни, – добавляет Плахотников. – В разговорах с преподавателями я часто размышляю: отдал бы я этим людям своего пятилетнего сына? И мне хотелось бы, чтобы учителям не страшно было привести своего ребенка. Чтобы можно было поменять педагогов классами, а учебный процесс бы продолжался. Если в школе дети будут интересны взрослым, то тогда и взрослые будут интересны детям. И это обоюдное любопытство снимет любые конфликты».