Другая школа 2. Образование – не система, а люди

«Учитель не может организовать работу в классе так, чтобы максимальное количество учащихся было вовлечено в процесс. Дети к нему не прислушиваются, так как не считают авторитетом. Учитель оставляет попытки всех успокоить и начинает разговаривать только с заинтересованными. Возможно, с какой-то точки зрения это правильно, но если дети еще не до конца, в силу возраста, сознательные, то основанный на self-discipline метод преподавания не работает и ученики упускают важную информацию. Из-за чего впоследствии скатываются по предмету (у меня так было в другой школе)».

«Учитель ставит плохую отметку даже при желании ученика ее исправить, заранее подготовившись к следующему занятию. Вследствие этого у учащегося пропадает желание улучшить знания по предмету. Следовательно, материал не запоминается или остается неизученным».

«То, как дети видят школу, в значительной мере определяет то, как они живут все годы учебы, – говорит Погодин. – С одной стороны, большой хитрости здесь нет: будь человеком – и все. Но учителю очень трудно быть человеком». – «Вы не думаете, что преподаватели просто боятся показать себя?» – спрашиваю я. «Они очень боятся оказаться подвластными. Даже если человек изображает из себя рубаху-парня и заигрывает с подростками, он все равно так или иначе пытается доминировать. Дети для него – фон».

«Есть три основных варианта:

«Но согласись, ведь это не пятерочная работа»;

«Не спорь, я и без тебя устал(-а)»;

«Вот у этой ученицы работа на пятерку, а у тебя – нет».

Разумеется, высказывание сопровождается не конкретными аргументами, подкрепляющими поставленную оценку, а эмоциями и криками, показывающими отношение учителя ко мне во всей красе. Где-то поблизости должен(-на) стоять ученик(-ца), завоевавший(-ая) симпатию и доверие со стороны преподавателя по каким-то личным обстоятельствам».

Даже не знаешь, что хуже. Понимать, что это учитель, которому ты не доверяешь, или думать, что так бывает всегда и со всеми. И окончить с такой уверенностью школу, чтобы только во взрослом возрасте обнаружить: все может быть иначе.

«Если ребенок не сделал домашнее задание, я себе задаю вопрос: это чья проблема? С этого нужно начинать, – говорит Погодин. – Если это проблема ученика – я его выслушаю. Если моя – мне придется в этом признаться. Когда взрослые называют проявления человечности «панибратством» и говорят, что «ученик должен знать, кто здесь главный», так проявляются их внутренние страхи. Дети из чувства самосохранения всегда смотрят на взрослых. И они предрасположены следовать ожиданиям людей старше их. Просто они считывают те ожидания, о которых мы понятия не имеем, и вовсе не те, которые мы транслируем. Если бояться, что тобой будут манипулировать, потому что ты мягкий и хороший, дети будут это делать. Любой ребенок, заходя в кабинет, понимает, что в нем творится. Потом ожидания соединяются и возникает школа как она есть. А теперь вопрос. Мы согласовываем эти ожидания? Нет. Мы о них что-нибудь говорим? Нет. Мы хоть что-нибудь с ними делаем? Мы вообще способны о них разговаривать?»

«Как у тебя может что-то получиться в дальнейшем, если ты не смогла справиться с этим? Ты разочаровала меня» – сказано с укоризной.