Другая страна

– Передай Вивальдо – пусть мотает себе на ус. Вот что случается, если заводишь детишек и вообще получаешь то, к чему стремишься. – На лице Ричарда появилось растерянное выражение, сделавшее его похожим на юнца. – Прости, Эрик, мне чертовски жаль. Мы совсем не собирались делать тебя свидетелем такой мелодраматической сцены. Пожалуйста, зайди к нам как-нибудь в другой раз – баталии у нас ведутся не все время, честное слово. Я провожу тебя до дверей.

– Не волнуйся, – успокоил его Эрик. – Я уже достаточно взрослый и все понимаю. – Он подошел к Кэсс и пожал ей руку. – Рад был повидать тебя.

– И я. Смотри, чтобы огонек не погас.

Эрик рассмеялся, но эти слова охладили его еще больше.

– Буду стараться, – сказал он. Ричард проводил его до входной двери, а Кэсс осталась неподвижно стоять посредине гостиной.

Ричард открыл дверь.

– Всего хорошего, дружище. Тебе можно позвонить? Кэсс записала номер?

– Да. И у меня есть ваш.

– О’кей. Скоро увидимся.

– Конечно. Пока.

– Пока.

Дверь за ним захлопнулась. Он снова оказался в безликом коридоре, где гулял ветер, перед ним простирался ряд наглухо запертых дверей. Вытащив носовой платок, он утер со лба пот, подумав, сколько таких вот ссор происходит за закрытыми дверями. Потом вызвал лифт. Дежурил уже другой лифтер, он жевал сандвич.

Эрик вновь оказался на улице. Там было пусто и спокойно – квартал готовился ко сну. Он остановил на авеню такси, которое помчало его в центр.

Конечной целью поездки был бар в восточной части Гринич-Виллидж, до недавнего времени ничем не отличавшийся от прочих заведений такого типа. Теперь в нем играли джаз и талантливая, но еще мало кому известная молодежь могла рассчитывать на выступления здесь. В витрине красовалась изготовленная вручную картонная афиша, рекламирующая сегодняшний концерт. Среди прочих имен Эрик увидел одно знакомое – этого ударника они с Руфусом слушали еще много лет назад; теперь тот, конечно, ни за что не узнал бы Эрика. Кроме того, в витрине были выставлены газетные и журнальные публикации, превозносящие до небес неординарные достоинства этого заведения.

Столь же неординарные люди заполняли внутреннее пространство – небольшой зальчик с баром в одном углу и столиками – в другом. Там, где кончалась стойка, зал расширялся, здесь стояло еще несколько столиков, узкий коридорчик вел отсюда на кухню и дальше, в другие помещения; здесь же находилась и небольшая, круто взмывающая эстрада для оркестра.

Эрик появился в баре в антракте. Музыканты, спрыгнув с эстрады, направлялись к открытым для десятиминутного проветривания дверям, утирая большими платками вспотевшие лица. Духота здесь стояла чудовищная, установленный в середине потолка вентилятор не спасал положения. Все здесь провоняло – многолетней пылью, винным перегаром, запахами кухни, мочой, потом и похотью. Мужчины с блестящими капельками пота на лбу стояли у стойки группами из трех-четырех человек, они выглядели менее утомленными, чем музыканты, сбежавшие на свежий воздух. Люди за столиками остались на своих местах, здесь сидела в основном молодежь – юноши в спортивных рубашках и легких полосатых брюках, девушки в воздушных блузках и широких юбках.

Стоявшие на тротуаре музыканты лениво обмахивались платками и поглядывали по сторонам, не обращая внимания на попрошаек и на полицейского, прогуливающегося по улице с поджатыми губами; в глазах стража порядка застыли неясные подозрения и страхи.

Эрик пожалел, что пришел сюда. Он боялся встречи с Вивальдо, боялся знакомства с Идой; беспомощно остановившись посредине зала, заполненного потными, задыхающимися людьми, он вдруг почувствовал себя бесконечно старым, режущим всем глаза чужаком. Нельзя сказать, чтобы это было совсем незнакомое чувство, однако Эрик не испытывал его довольно давно. Ему казалось, что на нем горит клеймо и стоит кому-нибудь из зала заметить это, весь местный сброд уставится на него, хохоча и выкрикивая оскорбления. Он совсем уже собрался уйти, но, передумав, пробился к бару и заказал спиртное. Как отыскать здесь Вивальдо и Иду? Он решил, что надо дождаться выступления девушки. А до того времени, может, они сами узнают его по ярко-рыжим волосам.

Эрик потягивал виски, стоя в слишком тесном соседстве с дородным студентом, с другой стороны его теснил официант, нагружавший поднос. На Эрика уже бросали украдкой заинтересованные взгляды: он не был похож на американца.