— Вы, наверное, уже знаете, что меня вызвали в отделение милиции. Причиной вызова стала моя деятельность как кооператора. В связи с ней от меня требовали дать свидетельские показания в адрес директора завода «Электроприбор», который, как выяснило следствие, недопоставлял продукцию в Москву, чем, с их слов, нанес огромный ущерб нашей стране. И я сразу перейду к концу, избавив вас от подробностей допроса. У меня было всего два варианта. — Он обвел взглядом всех ребят, остановившись на мне, и, сделав небольшую паузу, продолжил:
— Либо я преступник, скупающий так нужный нашей стране товар и продающий его направо и налево, и тогда меня и вас… — И он опять, но уже более пристально посмотрел на каждого в этой комнате и продолжил:
— Сажают в тюрьму. Либо я соглашаюсь с выводами следствия, что не по своей воле, а только по указу директора завода реализовывал продукцию, а он на этом наживался. Мои возражения по поводу того, что подобными делами занимаются предприниматели в Москве, что мы тоже действовали в рамках закона и, наоборот, помогали бороться с дефицитом товаров на полках нашего города, — даже слушать не стали. На допросах мне объяснили, что есть система распределения продукции из центра по регионам и оставлять товар на местах разрешения никто не давал, да и кто я такой, чтобы пытаться изменить существующий годами механизм. В общем, по сути, ребята, вариант выйти и не запятнать вас у меня был всего один. И я подписал все заявления против директора завода. Сказать мне больше нечего. — И он сел, обхватив голову руками.
Мы молчали. А что нам было говорить. Нет, неправильно! Пусть в тюрьму — мы, а не директор завода. Все понимали мотив поступка учителя, но на душе было мерзко. Мне кажется, в этот момент ребята впервые осознали огромную разницу между детской забавой, когда они больше играли, чем серьезно работали, и жесткой действительностью. Да и я сразу ощутил пропасть между поверхностным представлением об успешности предприимчивых людей нового времени и тем, с чем они реально столкнулись на пути к своему финансовому благополучию.
— Все, на сегодня новостей хватит, все по домам. Завтра обсудим, как дальше будем жить, — проговорил учитель. Разбредались все с понурыми лицами.
— Миша, подожди! — уже вслед мне крикнул учитель. — Хочу твои мысли послушать по всему этому. Брат твой с чем-то подобным сталкивался?
— Не знаю. Точнее, не уверен. Вроде нет, — промямлил я. — Хотя он сейчас почти не бывает дома, но я обязательно узнаю.
— Да уж ты узнай, пожалуйста. За эти два дня мне было о чем поразмыслить. У меня, как оказалось, еще свежи воспоминания, хотя я думал, что они давно стерлись. Как моего деда в 23-м году расстреляли без суда и следствия из-за двух мешков зерна, оставленного им для семьи, а не отданного на нужды армии. Власть в нашей стране во все времена была только карающим органом, и иллюзию о «государстве для человека» выбьют из тебя кирзовыми сапогами, если вдруг забудешь об этом. Не думаю я также, что и от меня так просто теперь отстанут. Пока они получили, что хотели на данный момент, а за меня возьмутся чуть позже. Так что, скорее всего, бизнесу нашему конец, — подвел он итог и грустно вздохнул. — Страшно мне за вас и за себя, Миша.