Другие ноты

Ива отрицательно качает головой, говорит: мы просто расстались, замечает на клеенчатой скатерти тонкий порез, думает, что это неплохая идея – представляться брошенной.

– Что значит – просто? Он ушел к другой, да? А ты сбежала. Зализывать раны. Нет чтобы остаться! Сразу сдала все позиции, не надо было сбегать.

Ивета снова берется за ложку, разглядывает ее, словно на ней есть рисунок. Володя высовывает голову из-за двери, но тут же ее закрывает.

Нинин смех похож на чирканье спичкой. Она говорит: у тебя совсем плоский зад, ты просто вопиюще худая, а я не даю тебе поесть толком. Пожениться? Да, собираемся, хочется красивую свадьбу, шикарную, такую, знаешь, чтобы все ахнули. Но денег нет. Так что. Все-таки ты неправильно поступила, что уехала. Нечего тебе здесь ловить, вот увидишь. Я – другое дело, Ивка, у меня здесь родители и Володя. И живу я, между прочим, за его счет. Но что, если тебе все же податься к отцу?..

Обе долго сидят за столом, не глядя друг на дружку, Нина сосредоточена на супе, Ива говорит: нет, к отцу не вариант, обещает, что останется максимум до послезавтра, ведь, в конце концов, можно пройти по частному сектору, поспрашивать.

– Не дури. Успокойся. Останешься, сколько захочешь. Если не сбежишь «максимум до послезавтра». И вот не знаю, как ты, а я бы на твоем месте пошла домой. Это и твоя квартира тоже, между прочим. А мы жили поначалу у Володиной бабки, неудобно, конечно. Все-таки личная жизнь: друзья, подруги. Зато в финансовом плане. Что-то мы там оплачивали, так, по мелочи: свет, телефон. А потом как-то раз она обвинила нас в краже пенсии, представляешь? Это собственного-то внука! Совсем из ума выжила старуха. Пришлось искать квартиру, через знакомых Володи и то еле нашли более-менее пристойную. Ты что, не поняла? Никто ничего не брал у нее, конечно, не нашли никого и ничего, это только предлог, чтобы нас выгнать… Гости посуду не моют, такая примета: денег у хозяев не будет. Даже не вздумай. Я тоже не верю в приметы. Но эта, говорят, работает. Я сама помою. Ты лучше расскажи, ты видела ту, другую? Есть хоть на что посмотреть? Потому что ты – просто красотка. Я бы тебя не узнала на улице… Здесь ты особенно личную жизнь не устроишь. А тебе все-таки надо как-то определяться. В тридцать – начнется старость. Так что тебе на все про все – около двух лет. Чтобы кого-нибудь себе завести. Но мало завести – нужно еще и укротить. Иначе у всех самцов рано или поздно просыпается стадный инстинкт, и они переключаются на восемнадцатилетних. Это сейчас ты еще сойдешь за десятиклассницу… Все они одинаковы, поверь моему опыту.

Нина открывает навесной шкафчик, достает сухое полотенце и с плохо скрываемым раздражением вытирает очередную тарелку.

– Их нужно при-ру-чать. Сила привычки – великая вещь, дорогая. Идеальный вариант – ребенок. А ты, видимо, до сих пор сама сказки читаешь. Оглянуться не успеешь – бац! – и тебе уже нужен крем от морщин. А ты – без мужа, без детей, зато со сказками. И не смотри на меня так, я нисколько не сомневаюсь в том, что мужчины присутствуют в твоей жизни… На расстояние километра ты их подпускаешь к себе, а ближе – без шансов. Ты же со школы такая, сколько я тебя помню. Мальчики, кстати, считали тебя чокнутой.

– Да что ты! – Ива впервые за весь вечер улыбается.

– Да. Но, конечно, у нас мальчиков-то нормальных тоже не было… В общем, тебе нужно стремиться к серьезным отношениям. В конце концов, это только присказка, что «хорошее дело браком не назовут», – кривляясь и ерничая, говорит Нина. – Все к нему стремятся.

– Я думаю, это субъективно.

– Господи! – возмущается Нина. – Ну откуда в тебе столько этой манерности? Причем всю жизнь – с каким-то своим непонятным стилем и словечками. Меня всегда разбирало любопытство: что творится в твоей голове? Володя, возьми тарелку, да, налей себе… Надо было хлеба купить, я думала, еще полбуханки… А помнишь математичку: как она тебя ненавидела? Так и не смогла привести в порядок твой мозг. Черный – цвет депрессии, зачем ты его носишь?..

Так забываешься, как в метро: стоит только спуститься – и ничто поверхностное не имеет значения, можно уйти в себя, не зацикливаясь на том, что произошло за последние часы, так рельсы прикладывают к ранам, холодный металл к содранной коже, это – так же – слушать, что говорит Нина, и представлять, что будет дальше, еще пока даже не совсем понятно, в какой из разрешенных тебе жизней, в этом ли городе, где, увы, никогда не будет метро. Но вот ты встретила лучшую подругу, которую с неосознанного далека знаешь и совсем не знаешь в то же время, потому что – не она изменилась, а ты – изменилась, и с этим ничего не поделать, и ей кажется, что она все про тебя понимает, про тебя – ту, другую, прошлую, какой ты себя не помнишь, какой ты не являешься, зато она не носится с тобой, относится без предубеждения и, когда нужно, может встряхнуть тебя и послать к дьяволу – на то и существуют лучшие подруги – или сказать: «Черный – цвет депрессии»…