Сегодня очень легко взбежать по карьерной лестнице. Мы все умные люди и знаем, как это делается. Мне надо стать знаковой фигурой? Я ею стану, если захочу. Или мне надо быть художником внутри себя? И тогда я выбираю второй путь. Лично в моей жизни были всякие моменты: и всеобщее признание, и шумный успех за границей, и разные «советы», в которых я заседала, вплоть до Президентского. Но в какой-то момент я поняла, что стать культовой фигурой сегодня непочетно. Став знаковой фигурой, ты можешь вообще уже ни к чему не стремиться: просто быть священной коровой и только имитировать творческий процесс. Сегодня в искусстве существует огромное количество имитаторов, которые, не будучи настоящими художниками, считают себя знаковыми фигурами времени. Это совершенная иллюзия. Это и есть – смутное время. «Повиноваться должен человек веленью века». Вот тот, кто повинуется веленью века, и есть знаковая фигура. Но слова эти говорит злодей из известной шекспировской трагедии. Созидать – труднее. Можно и провалиться, и погибнуть, и умереть в нищете. Ведь чтобы глубоко не входить в материально-телесное сознание, трудно идти к банкирам, просить у них денег, унижаться, разговаривать с ними на их языке. А таких банкиров, как Савва Морозов, который сразу все поймет, – таких творцов у нас пока нет. Это вопрос для тех, кто хочет сегодня созидать. Ведь у нас время выработало свой язык, и его надо выучить. Те, что выучили язык, вписались в это время, но, окончательно перейдя на этот язык, они перестали делать то, к чему призваны.
Сегодня «время ловушки», опять время выбора и все еще время свободы. Хорошее время для того, чтобы пройти свой путь в одиночку. Ты сам его себе начертал. Ты сам и будешь виноват. И обвинять будет некого. Поэтому сегодня «каждый пишет, как он дышит». В этом и проблема, и блеск этого времени, которое я очень люблю.
Мне стало проще, когда я поняла, что наше время один в один похоже на начало века XX. Те же раздумья, те же ощущения грозы, предвестия апокалипсиса. Там – Первая и Вторая мировая война, мы – в преддверии третьей. И там и здесь такой же разговор с Богом: мы не можем сегодня наладить этот разговор. Тотальное безверие царит в мире.
Я уверена, что и это разрушительное время в итоге что-то создаст. Может быть, мы и не увидим духовного взлета. Но кто-нибудь увидит. Чехов знал, что не увидим, он ведь первым и почувствовал это время. Иначе откуда у него появилась Наташа, которая устраивает скандал из-за вилки? Лопахин, который покупает вишневый сад, чтобы поделить его на дачки? Мы уже вошли в это время, уже в нем живем. Чехов отпустил на наши мытарства двести лет. Ну вот, сто прошло, осталось – еще сто. Попробуем приблизить будущее, кто как может. Кто – разрушая, кто – созидая. Дай только бог, чтобы все это было художественным.
Самая, конечно, страшная гроза нашего времени – любительщина. Любое талантливое художественное направление, китчевое или гуманистическое, имеет право на существование, но только не любительщина. Что зерна, что плевела – все смешалось. Кто будет отделять? Вопрос риторический – критика. И это первый вопрос, который обязательно надо поднять. Все-таки есть люди, которые в этом разбираются. И есть параметры, по которым можно отличить одно от другого. Надо только элементарно договориться об этом за круглым столом. Сделать шаг назад – и критикам, и режиссерам – и договориться. Пускай в итоге каждый останется при своем. Мы не рецепт пишем. И не генеральную линию партии вырабатываем. Но отличать любительское от профессионального мы обязаны?!
Пробиваясь в режиссуру, наше поколение прошло сложнейшую центрифугу. Был очень сложный отбор. И правильно делали, что отбирали. Даже когда это было необъективно, это было аргументировано. И мы шли на второй кон. Тесными вратами входят в искусство. Значит, надо чуть-чуть сузить врата.