Другие. Режиссеры и их спектакли

А зритель… Он не другой, он тот же. Он гибкий, пластичный, он как пластилин. И вы лепите из него то, что вам нужно. Сейчас на наших сценах много, как я это называю, американского соцреализма. Есть это и в кино. Идеологический соцреализм перерос в соцреализм американский. Из соцреализма не получается сюрреализма, потому что мы как бы не прошли этапы. Но возврат к магическому реализму для меня сегодня безусловен. Потому что тот МХАТ – это был магический реализм. И зрителю, я уверена, этого хочется, магического реализма с вкраплениями наших авангардных поисков. Мы это умеем, мы это прошли с 1988-го по 1991 год. Вы помните, какой это был рывок, какое разнообразие?

Например, Кама Гинкас в «Черном монахе» срабатывает и как авангардный режиссер, и как, безусловно, психологический. Люблю его режиссуру. Когда я испытываю наслаждение на чужом спектакле, я не чувствую себя ущербной, потому что я признала коллегу, блестяще справившегося с поставленной задачей, чрезвычайно сложной. Так, как он, Чехова мало кто читал. Гинкас как-то сказал, что самым живучим из наших классиков в XXI веке останется Вахтангов. Абсолютно с ним согласна.

«Принцесса Турандот» – это ведь чистый авангард, экспрессивный стиль, модерн, если хотите, потому что модерн – это «новое». Театр должен иметь свое лицо и свой стиль, что чрезвычайно важно, мне кажется, сегодня. Как оно и было раньше, пока соцреализм всех не уравнял. Сегодня театру иметь некую стилевую программу необходимо. Поиск лица и стиля – чрезвычайно важная, но сложная задача, и надо поддерживать театры, которые имеют свое лицо и стилевое направление, поддерживать такую режиссуру. Это особо дорогая режиссура, она редкая сегодня.

А у нас – одна сплошная антреприза. Ее открывают те, у кого есть частный капитал. Вот Олег Меньшиков, кот, который гуляет сам по себе, решает не ждать, пока его пригласят в хорошее кино, и создает свое Товарищество. Имеет право. Есть люди, которые любят этого актера, имя модное. Захотел и сделал. Ему нужна какая-то реализация себя: вообще я хочу, и вообще мне дают, и вообще это я. Пожалуйста. Но дает ли это что-то художественному миру театра? Он ведь замахивается на большое. Не дает. Это не антрепренер Синельников, который рождал великих актеров. Там были свои законы, там можно было вырасти в крупного артиста. Сегодня в нашей антрепризе вырасти в крупного артиста нельзя. Тогда антреприза ли это или все-таки художественная самодеятельность? Любительщина. И надо прямо об этом сказать. И не надо кивать на других, которые сделали что-то еще более любительское. Сравните себя с Гинкасом, с Фоменко… И не называйте это антрепризой, у которой есть в России замечательные традиции и корни. Почему серьезных режиссеров не зовут в антрепризу, в сериалы? А они предлагают трудные условия игры. Чудовищно в сериалах играют актеры, хотя у приличных театральных режиссеров они делали замечательные вещи. Но актерам объяснили, что нужно играть в лучших традициях бразильского сериала, и они эту дурь приняли всерьез. И что делать, если сам Сагалаев со сцены на Старой площади в компании ведущих промышленников «Бизнес Олимпа» говорит: «Когда по ТВ идет “Семнадцать мгновений весны” или бразильский сериал, Москва вымирает»? Говорит и не чувствует беспринципности в таком сравнении.

Сегодня победить честно нельзя.

Опять надо на кухни, опять, не размахивая руками, спокойно и келейно собираться, формировать сознание и двигаться к самому себе назначенной цели. Если спектакль художественный, независимо от ситуации, его поймут, увидят, оценят, заметят. Может быть, нам хотелось бы еще большего признания, еще большей славы – все мы честолюбивы, – еще большей защиты, потому что слава – это защита: от старости, от болезней, от страхов.