Другое. Автобиография

Никакие влияния тут не прижились. Не было всех этих мерзостей, как почти везде в Африке: этой одержимости армией, экономикой, не было иностранных миссионеров, желания оттяпать и присвоить немалые территории других стран, культуру, которая им не принадлежит. Под предлогом, как обычно, приобщения к цивилизации.

В Эфиопию не завозили другой язык, как это делала Франция в других странах. Такое всегда приводит к фальши.

До сих пор – и благодаря этому – здесь сохранились разные племена, диалекты.

На юге страны, вдоль реки Омо, я видел племена боди, даасанах, мурси, которые живут там, на своей черной земле, почти так же, как первые Homo sapiens. Они живут в хижинах. Дружно. Спят на земле. Каждое из этих племен говорит на собственном языке, который является скорее музыкой, а не чем-либо еще. У них нет понятия времени, они даже не знают своего возраста. Они живут обменом, не знают, что такое деньги, и им на все плевать. Эти люди живут в чудесной эпохе.

Там действительно есть нечто, что достает тебя из твоего мира и ведет к другому.

Другому, близкому к истокам.

Мы ощущаем, каким мог быть Вавилон, как был устроен мир.

Мы глубоко это чувствуем.

И еще – истинную принадлежность к истории человечества.

Никакая другая культура насильственно не нарушила естественный ход вещей. Мы не оскопили их, навязав образ жизни, который не был им свойствен. И, наверное, именно поэтому все эти этносы воистину уважают друг друга, уважают нравы, самобытность, верования и культы каждого.

Здесь много мечетей, церквей, есть мусульмане, христиане, евреи, православные, анимисты, которые без проблем сосуществуют. Народ здесь очень пылкий, но очень уважительный по отношению к верованиям друг друга. В этом проявляется истинная элегантность. Гармония. То, чего так недоставало в Кордове XII века. Это очень впечатляет.

Люди здесь крайне деликатны. Когда ты общаешься с ними, они как будто заглядывают в твою душу, прежде чем прислушаться к твоим словам.

Как долго это еще продлится?

В самом деле, из Америки сюда прибывает всякая сволочь. Евангелисты. Они проповедуют на огромных стадионах, доводя толпу до исступления и пытаясь их обратить. Они смахивают на просветленных рэперов, но пробуждают во мне воспоминания о более ужасной версии – о беспрестанно угрожающем Библией Роберте Митчуме из «Ночи охотника»[4], с его одержимостью добром и злом. Ныне это воистину открытая рана, эти фанатики-фундаменталисты, которые приходят и вопят об Адаме и Еве. Эти люди вполне способны нарушить прекрасную гармонию Эфиопии.

До Эфиопии я побывал в Японии. Там уже воистину ничего не осталось. Это мир после апокалипсиса. Американцы навязали им себя. Они отобрали у японцев целую кучу вещей, начиная с их чувства собственного достоинства.

Этот народ, его культура были буквально сожжены атомной бомбой. Даже традиции страны, хоть и исконные, стали своего рода Диснейлендом. Осталось только двое выживших, которые еще умеют делать настоящие сабли-катаны, остальные – копии копий.

Все-таки японцы – народ воинов, завоевателей, но со всем этим на самом деле покончено.

С нынешней законностью в стране сегодня фактически установилась диктатура. Жители страны существуют в жестких рамках, из которых они панически боятся выйти.

И хотя их цивилизация была гармоничной, ее уже не существует. У них почти не осталось собственной культуры, не прижилась и американская, они блуждают между той и другой, как живые мертвецы.

Одна из вещей, поразивших меня в Эфиопии, – отношение народа к искусству.

Оно совсем рудиментарно, материалом часто служит земля, головешки и известняк, но это истинное искусство.

Близкое к тому, что мы видим на наскальных рисунках.

Я нашел разительный контраст с тем, что происходит в западных странах, где искусство стало эквивалентом денег.

Где люди даже не знают, что такое искусство, какова его функция, но очень хорошо знают, что такое деньги.

Искусство – это пробуждение.

Вопрос.

С самого начала это импульс к выходу за пределы повседневного, материального существования. Способ задавать вопросы невидимому.

Чувствовать вибрацию между жизнью и тем, что находится глубоко внутри нас самих.

Но здесь забыли, что такое искусство, забыли о его истинной ценности.

Может быть, потому, что нам больше нечего сказать.

Поскольку для того, чтобы существовало искусство, нужна энергия жизни.

А в Эфиопии жизнь еще очень сильна.

Образ жизни в Эфиопии заставил меня вспомнить первых индейцев.

Тех мужчин и женщин, которые, перейдя из Сибири через Берингов пролив, прибыли в девственную страну – Америку, столь же обширную, сколь и восхитительную.

Для них это в самом деле было Другое.

Другой климат, более мягкий, другая природа, великолепная.

К которой пришлось приспособиться.

Перед лицом которой пришлось заново родиться.

Если мне и нравится ездить в Америку, то лишь для того, чтобы увидеть следы, оставленные людьми, которые, когда прибыл Христофор Колумб, уже жили там более семи тысяч лет.

Людьми, которые искали гармонию.