Другой дом

— Именно тогда, когда вы поняли, что я здесь, вы и решили вернуться. У вас была прекрасная возможность не казать сюда носу, узнав об этом, — но вы ею не воспользовались, вы тут же отвергли ее. Вы все взвесили, вы приняли решение, вы настояли на нашей встрече.

Чем больше чувства вкладывала она в свои слова, тем ниже и глуше звучал ее голос; в нем слышалась мягкая, но неотвратимая сила.

— Я вас не звала, я вас не тревожила, я вас оставила в покое и сама была покойна. По собственному желанию, по собственной прихоти вы свалились мне как снег на голову, вы сразили меня своим появлением. Именно сразили — ведь я говорю с вами на правах побежденной. Но я не думаю, что вы приехали, чтобы меня помучить — а раз вы приехали не за этим, значит, целью вашей было нечто другое.

Слушая это, он постепенно вновь развернулся к ней лицом; она стояла, опираясь на спинку стула, и крепко сжимала ее с двух сторон обеими руками.

— Из всех мужчин, может быть, вы один знаете, что я за человек, и именно к этой особе — какой бы она ни была — вы наконец вернулись из дальних краев. И я рассчитываю, что именно от нее — какой бы она ни была — вы не отступитесь.

— Какой бы она ни была? — с горестным удивлением произнес Деннис. — Помилуйте, мне кажется, что я никогда, вообще никогда не знал ее!

— Что ж, это в первую очередь женщина, которой помощь нужна больше, чем любой другой женщине на земле. — Она с жаром добавила: — А если сама я вам не нужна, то с какой же стати вы заявились ко мне?

Какое-то время Деннис ходил кругами по комнате, будто Розы тут вовсе не было; он двигался в тупом отчаянии, точно человек, который только что столкнулся с величайшей в жизни опасностью и пытается нащупать путь к спасению наугад, теряя драгоценные минуты. Было видно: он отступил инстинктивно, желая избежать участи взятой штурмом крепости, но достиг лишь того, что, держась на расстоянии от Розы, продолжал вращаться вокруг нее, сам того не замечая. В конце концов он замешкался и остановился перед ней.

— В чем же причина такой отчаянной нужды во мне, о которой вы говорите? Разве не вы говорили всего час назад, как ничтожно мало нуждались во мне при нашей прошлой встрече?

Ее глаза изумленно распахнулись в полумраке.

— Как вы можете вменять мне в вину то, что я сделала час назад? Как вы можете попрекать меня тем раскаянием, которое, казалось, так тронуло вас — которое и правда вас тронуло? Значит ли это, — продолжала она, — что вы, несмотря ни на что, сделали теперь иной выбор, который кажется вам более достойным вашего мужества? Неужели те унижения, что мне пришлось испытать при моем чистосердечном покаянии, только приблизили мое падение от вашей руки? Я дала вам шанс мне отказать — и вернуться вам имело смысл лишь для того, чтобы честно и благородно им воспользоваться. А в данном случае вы несправедливы по отношению к своей мести. Чем она вам не нравится? Какие недостатки находите вы в чем-то настолько безупречно задуманном?

Деннис слушал, отведя глаза, и, когда снова встретил ее взгляд, то, как если бы вовсе не слышал того, что она сказала, лишь повторил свои предыдущие слова:

— В чем же причина такой отчаянной нужды? В чем же причина? — он напирал на слова так, точно в этом было его спасение. — Я не имею ни малейшего понятия, почему дело должно было принять именно такой оборот. Вам следует считаться… даже после того, что я увидел сегодня днем, — а вы показали мне куда больше, чем я бы счел возможным вас просить, — вам следует считаться с тем, что мне совершенно необходимо видеть все ясно. Там, в саду, я ничего не мог видеть ясно: я был смущен, потрясен, ошарашен… Разумеется, я был тронут, как вы говорите, — тронут настолько, что это доставило мне душевную муку. Но притворством было бы заявить, будто я был удовлетворен или получил желанную награду; по правде говоря, вы меня не слишком-то и убедили. Прежде я часто не получал от вас того, что хотел, и все же вы всегда оказывали поразительное воздействие на… как бы это назвать? — Он осекся. — На что-то низменное, дремучее во мне — одному богу известно что! Я не опущусь до того, чтобы утверждать, — торопливо продолжил он, — что нынче днем я не испытал этого воздействия…

— Вы ограничитесь заявлением, — прервала его Роза, — что не испытываете его теперь.

Он некоторое время вглядывался в нее сквозь густеющий мрак, а потом проронил:

— Я вас не понимаю! Я утверждаю, — произнес он, — что, в чем бы ни заключалась одержанная вами сегодня победа, я не признал своего поражения — по крайней мере, тогда. В тот миг я понимал вас не лучше, чем сейчас, и не думаю, что дал вам повод считать по-другому. Я лишь показал вам, насколько я был обескуражен — пожалуй, ничто не могло бы сказать об этом красноречивее, чем мое поспешное бегство. Не помню, чтобы я брал на себя какие-то обязательства, из-за которых теперь не имею права требовать от вас пролить хоть немного света на происходящее.

— Тогда, может быть, вы вспомните, — парировала Роза, — об ужасном несчастье?..