Другой в литературе и культуре. Том I

Сообщая об открытии экспозиции, советский корреспондент привел только те высказывания, которые подчеркивали ее реалистическую направленность. Он процитировал слова президента Королевской Академии художеств сэра Ч. Уилера, отметившего, что картины «отражают жизнь простых людей»[491]. Член Академии художеств Дж. Спенсер заявил, что «выставка привела его в восторг… это настоящее искусство, не в пример вошедшему, к сожалению, в Англии в моду абстракционизму»[492]. А президент Национального Королевского общества скульпторов М. Бэттен, по словам корреспондента, выразил мнение, что «выставка является освежающей, радующей, поскольку советские художники, следуя примеру своих великих предшественников, свято хранят реалистическое искусство»[493].

В другой заметке «На выставке русского и советского искусства в Англии» были приведены выдержки из «Книги отзывов». Корреспондент упомянул о нескольких записях на русском языке и процитировал две из них: «Очень внушительное зрелище»; «Большое спасибо за выставку»[494]. На самом деле первая фраза звучит так: «Очень внушительное зрелище – несмотря на недостатки!» (Кн. от., 8), вторая: «Большое спасибо за выставку. Очень жаль, что так мало картин из Третьяковской галереи» (Кн. от., 86). Как видим, редуцирование записей искажает их смысл.

Русские записи очень разные и не всегда сделаны русскими. Часто это записи англичан, изучавших русский язык или владевших им, как, например, мистер Хабланд: «Спасибо за очень интересную выставку. Я думаю, что, кто интересуется Россией и ее художеством, не забудут ее» (Кн. от., 33). Или запись мистера Алекзандера Грина: «Проживут еще десятки тысяч лет, а таких картин не сделают. Спасибо» (Кн. от., 27). Мистер П. Проктор из Слэйд-скул написал: «Спасибо, товарищи, за чудесную выставку. Нам, и художникам, и студентам, и всему народу, очень интересно и изумительно посмотреть до сих пор невиданные богатства советской живописи. Замечательные успехи есть и соответствующие разочарования, но сплошной эффект подавляет всю буржуазную критику большинства наших критиков» (Кн. от., 146).

Но не все отзывы положительны. Вот типичное заявление за подписью некоего Эшби: «Я русскому языку учился, русские книги читал, но когда я на эти картины смотрел, тогда в первый раз понял, каким-нибудь туманным образом, что значит коммунизм» (Кн. от., 92). Или: «Сколько дряни – а сколько можно было показать!» (Кн. от., 268).

Больше всего записей на русском языке принадлежат представителям русской диаспоры. Русский Лондон 1959 года был не так велик, как нынешний. Люди, оказавшись вдали от родины, не надеялись когда-либо увидеть родные места, поэтому посещение выставки было для них важным эмоциональным событием. Русские англичане спешили излить душу. Пожилая дама, подписавшаяся Маня Бродская, признается: «Давно уже не имела такого интеллектуального удовольствия. Спасибо за выставку. Вот уже 54 года, как оставила Россию» (Кн. от., 80). «„Кусочек родины“ в чужой стране доставил большую радость. Благодарная от всего сердца, Евдокия Николаевна Ламберт» (Кн. от., 280). Или с неразборчивой подписью: «Много воспоминаний хорошего прошлого – да здравствует искусство!» (Кн. от., 104). Еще запись на «англизированном» русском языке: «Прекрасно – плакать хочется красотой работ моих земляков» за подписью «Влад. Пав. Шлехмин, фильмовый художник» (Кн. от., 60). Эти слова скорее о себе, о далекой родине и своем эмоциональном состоянии, чем об искусстве как таковом.

Многие записи на русском языке очень конкретны в оценках. Видимо, их авторы рассчитывали, что мнение соотечественников советская сторона обязательно учтет. Посетитель, подписавшийся «Любитель искусства», возмущается: «Если вы думаете, что в картине номер 100 (под № 100 экспонировалась картина Кукрыниксов «Конец», 1947–1948, изображающая последние дни главарей Третьего рейха[495]) есть художественная цена и политическая правдоподобность, тогда лучше считаться с более культурными понятиями об искусстве и не выставлять такие примеры советской живописи» (Кн. от., 53). Понятно, что посетителю не нравятся утрированная, примитивная трактовка образов врагов и бедная по краскам палитра, то есть перенесение в живопись приемов, опробованных Кукрыниксами в карикатуре. Конечно, «Любитель искусства» не предполагал, что фундаментальный альбом «Государственная Третьяковская галерея. История и коллекции» в 1986 году включит «Конец» Кукрыниксов в число лучших образцов советской живописи[496].