Другой в литературе и культуре. Том I

Это история об упущенных возможностях, поскольку человек слишком занят собой, и о том, как можно защитить себя от эмоциональной вовлеченности, от эмоциональной открытости, которая дана Татьяне и не дана Онегину. Он сформировал себя как интригующий, но холодный образ… Он не глуп. Он человек тонкого восприятия, но он проигрывает, поскольку не осмелился быть ранимым. Я думаю, настоящая эмоциональная честность более трудна для мужчин, чем для женщин[531].

Совпадение интерпретаций героя в фильме и в опере не случайно. Оно показывает стремление европейских художников поднимать в литературном или музыкальном тексте общечеловеческие проблемы, находить пути их решения, актуализировать ключевые вопросы бытия: любовь, память, верность… Если «другость» и присутствует в их трактовках, то это не этнокультурная, а скорее экзистенциальная «другость» не интегрированного в общество героя, чьи этнокультурные признаки даны в виде символов и намеков.

Все вышесказанное характерно для современного взгляда на классическое наследие, которое притягательно не экзотической «другостью», востребованной массовой культурой и туриндустрией, а заключенными в нем великими общечеловеческими ценностями.

Что видит Другой: Русская живопись глазами китайских студентов

А. Г. Степанов

В книге «Записи и выписки» М. Л. Гаспаров приводит эпизод, рассказанный Е. В. Стариковой: «Дочь персидского посла, учившаяся в МГУ в 1947 году, стоя перед „Явлением Христа народу“ в Третьяковке, говорила: вот у нас всегда такая погода»[532]. Восприятие картины интересно с культурно-семиотической точки зрения. Девушка-мусульманка словно не замечает события, определившего судьбу христианского мира, но видит то, чего недостает ей в Москве, – климата с абсолютным преобладанием ясных и солнечных дней.

В основе статьи лежит достаточно тривиальная мысль – чужое мы воспринимаем сквозь призму своего культурного опыта. Я постараюсь показать на примерах рецепции молодыми китайцами произведений русской живописи XIX–XXI веков[533], что видит Другой, когда смотрит на чужую культуру глазами своей национальной традиции.

Многие преподаватели русского языка как иностранного, вероятно, замечали, что китайские студенты воспринимают русское искусство иначе, чем мы. Причина не столько в недостаточной художественной эрудиции[534], сколько в ментальной инаковости. Это формирует образ русской культуры, отличный от того, к которому мы привыкли.

Знакомя студентов с картинами русских художников, я исходил из репрезентативности материала, который бы содержал узнаваемые, стереотипные образы России (исключение – «Итальянский полдень» К. П. Брюллова) и обладал эстетической ценностью. Это в основном (кроме двух ироничных стилизаций Б. М. Кустодиева и С. Ю. Сорокина) – произведения реалистической живописи; по жанру – пейзажи и бытовые сценки. Ниже представлены фрагменты из письменных работ китайских студентов-русистов Института иностранных языков и литератур Ланьчжоуского университета, выполненных в 2014–2017 годах[535].

Ил. 1. И. И. Шишкин и К. А. Савицкий. Утро в сосновом лесу

Рассматривая картину И. И. Шишкина и К. А. Савицкого «Утро в сосновом лесу» (1889) (ил. 1), китайцы интуитивно испытывают страх перед лесом как чуждой для них стихией. Отсюда желание защитить себя и своих близких:

В сосновом лесу четыре медведя. Один из них внимательно смотрит по сторонам, как караул, чтобы защитить своих друзей (студент II курса).

В центре картины четыре медведя: двое взрослых и двое маленьких. Мне кажется, все они семья. Отец и мать пошли в лес охотиться. ‹…› Медведица подняла передние лапы и смотрит вдаль. Рядом с ней отец и дети. ‹…› Отец-медведь почувствовал не радость, а опасность и беспокойство, поэтому он кричал детям (студент II курса).

Имплицитное стремление защитить своих друзей и свою семью может быть вызвано не только настороженным отношением к лесу, но и военно-патриотическим воспитанием, которому в китайских школах и университетах уделяется большое внимание (см. примеры далее).