Другой в литературе и культуре. Том I

Скандальная направленность авторов «Бух!» в сочетании с талантом не щадила ни громкие имена, ни прежние заслуги. В частности, на страницах журнала обсуждались социально-этические аспекты строительства Русского дома в Белграде. Критиковались концепция этого «проекта» и особенно личность первого директора – Бориса Михайловича Орешкова.

Молодых сатириков тревожила ситуация, при которой возведение Русского дома останавливало работу других важных для эмиграции учреждений. Одну из карикатур в № 24 за 1935 год предваряет эпиграф: «Ввиду больших расходов по Дому культуры закрывается еще одно русское учебное заведение». На рисунке (ил. 1) представлен диалог двух русских обывателей:

– Вы слышали? Закрывается еще одно учебное заведение! Эдак мы скоро останемся совсем без культурных людей!

– А зачем нам культурные люди, когда у нас есть Дом культуры?!

Недовольство редакции журнала вызывало наличие в плане Русского дома служебной квартиры. Этот факт отражен в новогоднем «поздравлении» Б. М. Орешкову (1932. № 7–8), где сатирически изменена фамилия директора:

– Вот маститый брат Кокосов
Всех студентов лучший друг?
‹…›
Живя в любви, довольстве, мире,
Он обретет покой в квартире.
И ему же Новый год
Целый домик принесет.

Ил. 1

Возмущала редколлегию и финансовая нечистоплотность Орешкова. Поговаривали, что он, будучи председателем фонда, занимавшегося распределением студенческих ссуд, перенаправлял часть средств на строительство Русского дома. Карикатура в № 4 за 1931 год изображает Орешкова, который никак не может решить дилемму: «строить себе квартиру в 6 комнат и снять со стипендии 200 студентов или снять со стипендии 200 студентов и строить квартиру в 6 комнат?» (ил. 2).

Ил. 2

Тема казенной квартиры болезненно воспринималась русскими белградцами, испытавшими на себе всю тяжесть квартирного вопроса. Не случайно она поднималась из номера в номер, а сам Русский дом представал как одна большая квартира Орешкова. Такая социальная острота была вызвана бедственным положением значительной части русской эмиграции, особенно студенчества.

Журналистов не устраивало и то, что Орешков занимал несколько ключевых постов: секретарь Державной комиссии, секретарь Культурного отбора, председатель Издательской комиссии, член правления Русского благотворительного банка, секретарь общества «Русский сокол» и т. д. Автор фельетона «Ревизор в Белграде» (1933. № 13) возмущается количеством должностей Орешкова. В фельетоне пародируется ситуация сокрытия «грешков», хорошо знакомая по комедии Гоголя: «…и еще последнее, не сердитесь, любезный Борис Михайлович, но надо скрыть, что вы занимаете 23 должности, а знаете, сколько теперь безработных?!» Отсылки к Гоголю встречаем и в рассказе «Записки сумасшедшего» (1931. № 4). Помимо цитатного заглавия, рассказ содержит каламбур, напоминающий один из приемов создания воспроизводящего сказа в повести «Шинель»: «…почему наш департамент „Рука помощи“ часто превращается в департамент „Кукиш с маслом?“»

Печатал «Бух!» (1933. № 14) и «математические задачи»:

В одном учреждении за 3 месяца на пособие инвалидам израсходовано 35 900 динар, а на содержание правления этого учреждения за тот же срок 65 000 дин. Инвалидов 200 человек, членов правления – 5. Спрашивается: по сколько получили инвалиды и по сколько члены правления, какое это учреждение и как его адрес?

Некто построил театральный зал, 1 зимний сад и 1 свою квартиру. Спрашивается: в какое из указанных помещений будут положены паралитики из Панчевского госпиталя после закрытия его за прекращением отпуска средств на содержание?

Русская эмиграция понимала, о каком учреждении и о каких членах его правления идет речь. Социальное расслоение эмигрантов, провоцируемое аферами соотечественников, было проблемой куда более острой, чем культурное различие между русскими и местным населением. Об этом, в частности, можно судить по воспоминаниям М. Ф. Скородумова: