Бесчисленные организации, участники которых сплетничают за «чашкой чая», обилие председателей никому не нужных организаций – постоянная тема журнала. Вот каким предстает русский Белград в рассказе Н. Февра «Рядовой эмигрант Примиренцев» (1932. № 12):
Сто сорок восемь объединений, из которых три собирающих деньги, пять конспиративных и одно деловое придают русскому Белграду вид крупного центра. Если к этому прибавить еще шесть комиссионных магазинов, издательскую комиссию и патриотический клуб «Пей до дна!», то приходится удивляться, как еще рядовая эмиграция находит время дышать, служить молебны, есть вареники с вишнями и слушать лекции господина Струве…
Но в том-то и дело, что в Белграде рядовой эмиграции нет. Здесь все председатели, почетные члены, генеральные секретари, казначеи, директоры и главное – вожди, вожди, вожди…
Все ходят с унылыми лицами, вызывают друг друга на дуэль и собирают членские взносы.
Подойдешь, бывало, к скучающему человечку, торгующему слабительными пилюлями «Мементо мори», а он оказывается председатель общества «Спящий мужичок» и идеолог движения «В Россию через Дарьяльское ущелье».
Оказавшись в Белграде, рядовой эмигрант Примиренцев сразу же погружается в бурную жизнь русской колонии:
К четырем часам дня Петр Петрович стал почетным членом 17 организаций, в том числе «Общества благополучных родительниц», детского кружка «Березовые ясли» и акционерного общества «Ай да тройка!».
– Отныне вы наш почетный член! – объявила председательница «Союза Национальных женщин».
– Но простите, я же не женщина, – покраснел Петр Петрович.
– Ничего, вы такой милый… – кокетливо сказала председательница.
Деятельность журнала «Бух!» требует дальнейшего изучения. Это позволит рассмотреть жизнь эмигранта в рамках анализа поведенческой модели и анализа повседневной культуры, обнаружить причины некоторых тенденций в жизни русской диаспоры[248]
, понять природу деления на «своих» и «своих чужих». Сатирическая публицистика отражает социальные и культурные конфликты как внутри самой эмиграции, так и во взаимодействии с югославской действительностью. Все это способствует воссозданию объективной и целостной картины жизни русской эмиграции первой волны.Культурные и политические границы всегда вдохновляли человека на размышления об известном и неизвестном, о своем и чужом. При этом оценка своего и чужого в значительной степени зависит от мировоззрения той или иной эпохи. В Европе продолжают размышлять главным образом о границах континента на востоке и о существовании границ между Центральной Европой, с одной стороны, и Восточной Европой и Россией – с другой[250]
.