Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

Я сама видела, як несут его на цвин… а кладбище было на другой улице, куча за ним евреев идут, и якшо зазвонил звон, они клали, они идут, а тут хлопцы были, и мы раз: дзин-дзилинь, дзин-дзилинь, хоп – они поставили, звонит – они не идут, перестал звенеть – они – хап, и понесли на кладбище[387].

Такое представление о страхе перед колокольным звоном соответствует славянским поверьям о демонологических персонажах.

Итак, «чужие» похоронно-поминальные традиции достаточно подробно запечатлены в памяти иноэтничных соседей. Многие из интерпретаций «чужого» обряда совпадают с еврейскими – признак интегрированности славян в жизнь соседей. Вместе с тем встречаются и стереотипные представления, например, о еврейском погребальном обряде. Их следует отнести к сфере мифологии Другого.

Характеризуя представления о евреях и особенностях еврейской жизни, нужно заметить, что они довольно устойчивы. Этнические образы продолжают сохраняться в культурной памяти нееврейского населения даже после того, как этническая группа в силу разных причин (Холокост, массовая миграция и др.) перестает существовать на данной территории.

Цыгане глазами русских

Н. В. Бессонов

В конце XVII века цыгане на Руси воспринимались как иностранный народ. «Азбуковник» 1697 года определяет их следующим образом: «Цыгани суть люди в Польщи, а поидоша от немец»[388]. В годы правления Петра I ситуация изменилась. К 1721 году Смоленская губерния уже имела цыганскую общину (о чем свидетельствуют Сенатские бумаги)[389]. Кочевые таборы активно осваивали огромные российские просторы. Так, один из таборов польских цыган добрался в 1721 году до Тобольска[390].

Властям предстояло решить, что делать с чужаками, оказавшимися на русских землях. Возможны были три варианта:

1. Депортация. В странах Западной Европы цыган объявляли вне закона, клеймили и изгоняли. В случае повторного задержания могли казнить[391].

2. Порабощение. В Дунайских княжествах цыгане были обращены в рабство[392].

3. Признание подданными. Турки, армяне, сербы позволили цыганам проживать на своих территориях, но обязали платить налоги[393].

Именно третью, самую мягкую политику выбрали русские власти. Первые сенатские указы разрешали цыганам «жить и торговать лошадьми». Им позволено было приписываться к различным сословиям. В качестве равноправных подданных они были обязаны платить подати. При этом законодатели ссылались на опыт Малороссии, куда цыгане прибыли на сто лет раньше[394].

Таким образом, власти проявили предельную терпимость, несмотря на то что новое национальное меньшинство имело дурную репутацию. Слухи о вороватости и зловредности кочевого племени появились в России раньше самих цыган. Упомянутый «Азбуковник» дает им нелестную характеристику: «На татьбу и всякое зло хитры»[395].

Отношения табора и деревни не были безоблачными. При появлении гадалок у околицы хозяйки снимали сохнувшее белье, загоняли домашнюю птицу в курятник. Крестьяне по опыту знали: незваные гости рады поживиться всем, что плохо лежит. Следует отметить, что цыганки воспринимали кражу скорее как разновидность охоты (они говорили друг другу не «украду курицу», а «поймаю курицу»).

Итак, деревенская община имела все основания обижаться на цыган. Тем удивительнее, что отношения с кочевниками в целом не были враждебными. Русская деревня не пыталась устраивать погромы. Типичной была ситуация, когда конфликт гасился на стадии переговоров. Цыгане в складчину оплачивали случайную потраву поля. Особо обиженная хозяйка получала от табора тройную компенсацию за пропавшую курицу. В большинстве случаев крестьяне просто мирились с небольшими убытками, поскольку выгод от кочевников было больше. Цыганки разгоняли скуку гаданием, песнями и плясками. Часто в таборе можно было приобрести (в обмен на продукты) лопаты, тяпки, буравчики, колодезные цепи и т. д.

Поздней осенью цыгане договаривались с хозяевами о постое. Кочевую семью пускали в сарай, баню, иногда даже отводили половину собственной избы. Конечно, цыгане были уверены, что иначе и быть не могло. Между тем традиция таборного зимнего постоя – не общепринятое явление. В Англии или Германии, например, цыган не пускали в дома, они зимовали в деревянных фургонах. Аналогичной была ситуация и в Венгрии: цыганам, чтобы пережить холода, приходилось рыть землянки. Отдельно от коренных жителей держали кочевой народ и в Дунайских княжествах. Зимним жильем таборных семей были «бурдеи» (прикрытые дерном норы).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука