Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

С точки зрения иноэтничных соседей, фигура Амана – центральная в празднике Пурим. Вероятно, это связано с тем, что Аман – одна из важных фигур пуримского обрядового ряженья и один из главных героев пуримских представлений (пуримшпили). Записей со слов славян о том, что евреи в этот день рядились и играли какие-то представления, немного – лишь отдельные упоминания:

<А якой праздник Гамана не помните?> – Не, знаю, шо лише говорили – вони переодягалися, так само, як у нас на Резво (т. е. Рождество)[359].

В материалах из Галиции есть свидетельства, что всех ряженых также называли «гаманами».

От жителей нескольких местечек Подолии записано следующее выражение: «Гаман с Евдохой крутят погоду». Информанты пояснили, что это высказывание означает смену сезонов, непогоду, которая бывает в конце зимы – начале весны:

Амен с Евдохой гуляют. Сперва она начинает гулять отдельно, потом он, потом они вдвоем встречаются и вдвоем гуляют. Потом начинается, вот видите, вроде погода хорошая, потом начинает крутить: снег, дождь[360].

Евдоха – это персонификация праздника св. Евдокии (день православной святой), а Гаман – праздника Пурим. Видимо, здесь имеет место персонификация праздничных дней, характерная для славянской календарной мифологии[361]. В данной паремии любопытна персонификация «чужого» праздника в образе мужчины[362]. Важным является также место праздника в календаре. Пурим, который обычно приходится на конец зимы – начало весны, включается в славянский сельскохозяйственный календарь. С ним связаны приметы о начале весны и о погоде.

В славянской традиции главным еврейским праздником считается Песах. Чаще всего его называют просто Пасха, реже – Песах. В еврейских праздниках внимание народов-соседей привлекает прежде всего обрядовая сторона. Песах не исключение. Наиболее важным моментом этого праздника в инокультурном восприятии являются приготовление евреями ритуального хлеба – мацы и угощение мацой соседей. Неевреи обычно хорошо знают, как выглядит маца, ее рецепт (только из муки, без соли, сахара и яиц), сравнивая еврейские лепешки с пасхальными куличами. При описании мацы обычно отмечают ее внешний вид (тонкая, как бумага, похожа на вафли или блины, а тесто такое же, как для вареников или пельменей):

На Пасху вони пеклі такі тоненькі, маци вони се називали… Таке тоненьке тісто було, як папір[363].

Важный момент в описании праздника – угощение мацой соседей и коллег и ответное угощение пасхой и куличом:

<А вы ели мацу когда-нибудь?> – Да. А как же?! <А вы евреев угощали своей паской?> – А как же?! Мы к ним, они к нам. Они тоже не чурались, и свое, и нашу паску ели[364].

Существовали и запреты на то, чтобы есть «чужое» обрядовое блюдо, хотя отказываться считалось неприличным:

Мне родители говорили: не бери мацу – ее грех кушать. Нам, крестьянам, грех мацу кушать. Но мы, чтобы не обидеть, ее брали[365].

Иногда утверждалось, что мацу можно есть только после христианской Пасхи. Песах – значимая дата в календаре славян по двум причинам: во-первых, он по времени близок к христианской Пасхе, а во-вторых, празднуется весной, в начале земледельческого периода.

Одна из распространенных тем в фольклоре – тема кровавого навета, или рассказы о ритуальных убийствах евреями христиан в целях получения крови[366]. Этот сюжет встречается в «Указателе сказочных и фольклорных сюжетов» С. Томпсона (Мотив Th V 361): «Евреи умерщвляют христианского ребенка, чтобы добыть кровь для своего ритуала (Хью из Линкольна)». Большая часть рассказов, собранных в ходе экспедиций, повествует об использовании евреями христианской крови для приготовления мацы. С этой целью они похищают и убивают детей. В Латгалии и у поляков из Белоруссии, например, были зафиксированы истории, согласно которым еврейские дети от рождения слепы и, чтобы они прозрели, им мажут глаза кровью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука