Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

Анализ публицистических произведений Ф. Амирхана позволяет говорить о рефлексиях писателя на тему национальной идентичности («миллият»). Утрата этого чувства, растворение татарской культуры в безбрежном русском мире воспринимаются как негативное явление.

Встреча с Другим

Образ еврея в фольклоре неевреев. На материалах этнографических экспедиций на Украину, в Белоруссию и Латвию[339]

C. Н. Амосова

«Чужая» вера, «чужие» обрядовые практики, «чужие» сакральные предметы всегда подвергались осмыслению и мифологизации. Особенно часто это можно наблюдать в ситуации этнокультурного и этноконфессионального соседства. В регионах со смешанным этноконфессиональным населением восприятие Другого всегда происходит через призму своей культуры и традиций[340]. Как правило, подобные вещи оцениваются в рамках различных этнических стереотипов. Выделяются, переосмысляются и интерпретируются те элементы «чужой» культуры, которые отличаются от «своей» культуры.

Наша статья посвящена народному восприятию и интерпретации элементов еврейской религии и обрядовых практик этническими соседями евреев. Мы будем опираться на материалы, собранные в течение последних двадцати лет в этнографических и фольклорных экспедициях. Эти экспедиции проходили в регионах, где когда-то существовало активное взаимодействие еврейского и нееврейского населения: исторические области Украины (Подолия, Галиция, Закарпатье), Восточная Белоруссия, Литва и Латвия.

Особенности еврейской молитвы

Еврейская религия обычно описывается как самая «строгая» и «сильная». При характеристике особенностей молитвы в синагоге информанты отмечают, что евреи очень сильно шумели, пытались перекричать друг друга:

Когда они молятся – гогочат по-своему там. Кто бы что понимал. [Это шумно происходит то есть?] Ну, например, соберется полная хата евреев и… это… будет гоготать, на улице слышно. Слышно было чтоб[341].

Что касается текста молитвы, то, по мнению информантов, евреи что-то «бормотали», «бубнили», «вайкали» и т. п. на своем языке. Обычно воспроизвести тексты еврейских молитв неевреи не могут, но бывают и исключения. Если человек включен в жизнь иноэтничных соседей, он помнит начальные слова молитв, отказываясь в описании от звукоподражания: «Как поют в синагоге: „Борух атоим аденоим“ [напевает]»[342].

Еврейские сакральные предметы

Большое внимание уделяется описанию молитвенных принадлежностей евреев: они молятся в специальном головном уборе – «ермолке», «тюбетейке». Информанты отмечают, что на молящихся было покрывало (вероятно, талес[343]): «одевался он в длинную такую черную и белую», «надевает на голову рябую, полосатую – синяя с белой», «балахон рябой надевали»[344].

Особое место занимает описание филактерий (тфилина[345]). По представлениям иноконфессиональных соседей, евреи не отвлекаются во время молитвы. Для этого они используют тфилин, им они себя «связывают» и кладут на лоб специальный предмет, чтобы все мысли были только о Боге и молитве. Обычно название «тфилин» неизвестно. У украинцев этот предмет может называться «коробка», «пакуночка», «кубок», «приказание» или «филон»[346]. В Латгалии (юго-восточная часть Латвии) было зафиксировано название «рог» (русскоязычные информанты) или «rags» (рог – латыш.). Вероятно, такое название восходит к легенде, опубликованной О. Кольбергом (Польша, Краковское воеводство): евреи во время молитвы прикрепляют на лоб «рога», чтобы соответствовать образу и подобию Бога, который явился Моисею с рогами на голове[347]. В Латгалии эту легенду обнаружить не удалось. Но можно предположить, что слово «рог» как обозначение тфилина восходит именно к этому сюжету.

Мезуза[348] в некоторых регионах была сакральным предметом и для нееврейского населения. У украинцев она получила название «приказание». Пергамент из нее с еврейскими буквами широко использовался в различных магических практиках у этнических соседей евреев в Галиции. Например, его поджигали и окуривали человека, который страдал эпилепсией и т. п.[349]

Обращение неевреев в синагогу

Особой практикой нееврейского населения в районах с хасидскими религиозными общинами было посещение неевреями как живых цадиков[350], так и их могил. Одно из первых упоминаний содержится в материалах белорусского этнографа Н. Я. Никифоровского из Витебской губернии:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука