К обеду следующего дня, после восемнадцати часов пути, поезд прибыл в Хабаровск. На платформе Ханако снова встречали целой делегацией с незнакомыми ей, но приятно пахнущими цветами, а переводчик Владимиров, оказавшийся родом из Хабаровска, сообщил ей график пребывания: экскурсия, ужин, ночевка в гостинице, а следующим утром вылет на самолете в Москву.
Исии Ханако проехалась по Хабаровску на машине с переводчиками. Город ей понравился, как понравился и Амур. Она обратила внимание на обилие зелени, новых строений, клумб с яркими цветами. Владимиров на хорошем японском языке и с нескрываемой гордостью без умолку рассказывал ей о достопримечательностях Хабаровска, и ей оставалось лишь смотреть во все глаза.
В ресторане отеля вошедший в раж гостеприимства Владимиров взялся угощать гостью редкими блюдами. Когда он уехал, а Ханако вернулась в номер, ей стало плохо. Ее стошнило всем, что она съела на ужине: трепангом, блюдом из морской капусты, еще чем-то, названия чего она не запомнила, а также молоком, которое она выпила после ванной по совету Владимирова — чтобы трепанг лучше усвоился организмом.
Когда на следущее утро в номере появился Владимиров, увидев Ханако едва живой, он был ошеломлен. Немедленно вызвали военного врача, который прочистил больной желудок, но у нее поднялась температура, и Ханако осталась в кровати. Владимиров метался по номеру, прекрасно сознавая, что случившееся — в значительной степени его вина. Он просил прощения, его семья отказалась пускать его домой, пока японская гостья не вернется к жизни, и в результате остался ночевать в соседней комнате, оставив дверь приоткрытой, чтобы в случае необходимости немедленно вызвать врача.
Три ночи Ханако пришлось проваляться в хабаровской гостинице, медленно приходя в себя. Лишь на утро четвертого дня, получив разрешение военного врача, она смогла вылететь в Москву.
Владимиров проводил ее до трапа самолета, а в салоне уже ждал новый сопровождающий: земляк Зорге — уроженец Баку, корреспондент «Известий» Павел Демидов[95]
. Ханако описала его так: «Ему было лет двадцать семь-двадцать восемь, кожа — смуглая, вид — неустрашимый. Телосложение крупное и крепкое — настоящий советский юноша. Во время полета он читал и иногда заговаривал со мной на простом английском». Это был первый полет Ханако на самолете. Она не знала, что делать и как себя вести, и сопровождение Демидова оказалось очень кстати. Ханако немного поела — журналист позаботился об этом, поболтала с ним и долго смотрела в иллюминатор на бескрайние пустынные топи и покрытые льдом равнины — она не могла и представить себе такого, от увиденного перехватывало дыхание, и хабаровские неприятности сами собой забылись.В десять утра 20 мая 1965 года, спустя восемь с половиной часов полета, самолет с Исии Ханако приземлился в международном аэропорту Шереметьево. В отличие от вокзалов Находки и Хабаровска здесь у трапа ее не встречали, и Демидов, взяв в руки две ее большие сумки, двинулся к видневшемуся вдалеке строению. Ханако, одетая в кимоно, придерживала подол и старалась ступать как можно тверже, чтобы ее не сдуло сильнейшими порывами ветра от двигателей разворачивающихся самолетов — это, вероятно, была поистине эпическая картина.
К удивлению и ее, и Демидова, в аэропорту их тоже никто не встречал. Оставив женщину караулить сумки, журналист нашел телефон-автомат и позвонил кому-то. Ханако начала беспокоиться, а Демидов почему-то не мог объяснить, в чем причина задержки, или японка его попросту не поняла. Ждать пришлось довольно долго, но наконец к Ханако подошли представительный господин лет сорока и дама за пятьдесят. Мужчина представился «Буниным[96]
из Верховного Совета», дама назвалась Верой Георгиевной Сергеевой. Теперь они приняли на себя обязанности сопровождающих Исии Ханако. Объясняя свое опоздание, они сказали, что ждали ее 17-го числа, но Ханако так и не поняла, почему из Хабаровска не сообщили, что она прилетает на три дня позже.Вчетвером они сели в автомобиль, который почему-то вел Демидов. Аэропорт Шереметьево в то время находился в настоящем Подмосковье, и Ханако имела возможность полюбоваться по пути березовыми рощами, деревянными крестьянскими домами, за которыми начинали подниматься железобетонные новостройки, и пустыми дорогами. Вера Сергеева быстро, но, по воспоминаниям Исии Ханако, на не очень-то хорошем японском, иногда поясняла, что за места попадались им по пути.
Дорога до гостиницы «Москва» заняла почти два часа. Увиденная из окна автомобиля советская столица понравилась Ханако: здания по обеим сторонам дороги — красного, желтого, зеленого цветов — смотрелись светло и богато по сравнению с двухэтажным, наполовину деревянным Токио, по тротуарам под тополями шагали хорошо одетые люди.