Другой Зорге. История Исии Ханако

Местные власти знали, что в санатории имени Фабрициуса по приглашению правительства страны отдыхает «японская жена» уже вовсю прославляемого тогда разведчика. Администрация театра немедленно отправила в санаторий приглашение на премьеру, а в театре Ханако и Вера Георгиевна встретили еще и Катаяма Ясу — старшую дочь покойного Катаяма Сэн — основателя Коммунистической партии Японии. Ясу с начала 1930-х годов жила в СССР и даже какое-то время перед войной преподавала японский язык слушателям военной академии имени Фрунзе. Сейчас она тоже отдыхала в Сочи, но в другом военном санатории — имени того же Фрунзе. Всех троих встречал лично директор театра, а в холле над традиционно вывешиваемыми фотографиями артистов висел большой фотопортрет Зорге. На снимке он был моложе, чем его знала Ханако, — фотография относилась к временам его службы в Коминтерне. Познакомили женщин с автором пьесы о Зорге — молодым человеком моложе тридцати лет, артистической внешности, «настоящим красавцем». К сожалению, авторам этой книги не удалось найти достоверных данных ни о спектакле, который видели гости Сочи в тот день (пьес о Зорге в 1960-е годы было поставлено несколько), ни о его авторе. Сама Исии Ханако не оставила нам ни указания на название, ни фамилии своего нового знакомого. Поэтому, кто это был, до сих пор остается загадкой.

В театре был аншлаг. Местные газеты сообщили, что на премьере ожидается лично вдова Зорге, прибывшая из Японии, и ни одного свободного места в зале не осталось. Ошеломленная Ханако думала даже отказаться от просмотра — она решила, что ей некуда будет сесть, но Вера Сергеева ее успокоила и провела на первый ряд.

Перед тем как поднялся занавес, на сцену со словами приветствия вышел художественный руководитель театра, а как только стихли аплодисменты, грянула увертюра. По мнению главной гостьи спектакля, музыка была настолько хороша, что могла бы с успехом исполняться в европейской опере. Удивило Ханако и художественное оформление спектакля.

На сцене, задник которой изображал небо Токио, Москвы и Шанхая, демонстрировалась передача радиосигнала со шпилей зданий этих городов. Для показа слайдов использовались проекторы, активно задействовались световые эффекты, декорации сменялись в темноте за словно прозрачным занавесом, быстро вращалась сцена. Крупным планом было показано лицо Зорге — еще молодого, неустрашимого, энергичного. Все было смонтировано так искусно, что казалось, он сам что-то говорил по репродуктору. Обстановка в зале, накаленная еще музыкой увертюры, становилась все волнительнее, из разных концов слышался шум, то и дело прокатывалась волна аплодисментов.

В какой-то момент сцена превратилась в светлое помещение немецкого посольства, по которому сновали посол Германии Ойген Отт, его друг и консультант доктор Зорге, сотрудники посольства, появилась и молодая очаровательная секретарша.

Понимала ли Исии Ханако, что происходило на сцене? К сожалению, не все, но, безусловно, уловила главное. Сама она писала потом: «Хотя Сергеева периодически шепотом переводила мне диалоги, но из-за ее несвязной речи и моей тугоухости я оставила надежду понять, о чем они говорят. Более того, мне даже не пришлось спрашивать Катаяма — я и так ухватила суть диалогов и поняла, что в советской пьесе о Зорге давалась высокая оценка его деятельности».

Картина на сцене внезапно изменилась, и возникла обстановка иностранного ресторана, похожего на японский, в котором тепло беседовали Зорге, почему-то седой Одзаки и Мияги. Там же появилась молодая японка, одетая в кимоно наподобие Ян-гуйфэй[99], которая присела рядом с Зорге. При ее появлении Вера Сергеева прыснула от смеха, а Катаяма Ясу сурово нахмурилась. Ханако девушка тоже не понравилась.

Затем действие переместилось в дом Клаузена. У радиопередатчика Зорге, Вукелич и сам Клаузен изучали бумаги, дробно стучали радиоключом — серьезно и старательно работали.

Ханако замерла: на сцене — поздний вечер и кабинет в доме Зорге. Рихард работает на пишущей машинке, размышляя, вскакивает с места, шагает туда-сюда по комнате, курит — все это выглядело необыкновенно правдоподобно. Разве что вместо так хорошо знакомого Ханако дивана на сцене рядом стояла кровать. Вдруг в комнате в накинутом черном пальто украдкой появляется Хельма Отт. Радостная, она разговаривает с Рихардом, ходит за ним по комнате и что-то ему нашептывает. Зорге холодно отстраняет ее. Нисколько не смутившись, она снимает пальто затем платье, садится на кровать и, кокетничая, протягивает к нему руки. Холодно взглянув на фрау Отт, Зорге одним резким движением вдруг повалил ее на кровать, и упал сверху. Зал взорвался хохотом, и занавес опустился.

Вместе со всеми улыбнулась и Ханако, но в глубине души она чувствовала сильнейшее раздражение от финальной сцены, словно не Хельму Отт, к которой она когда-то ревновала, а ее саму Зорге повалил на кровать с таким неприятным, хищным выражением лица.