Прошел сентябрь, но ни денег, ни фотографии, ни продвижения в общении с администрацией тюрьмы Косугэ он не принес. Фотографий Зорге у Ханако имелось две. Одна, которую он особенно любил, в профиль, с опущенным взглядом. Вторая — анфас. Ее-то Ханако и отдала редактору. Это была слишком дорогая для нее реликвия, чтобы просто так забыть о ней и оставить в редакции. Что ж, поскольку все способы встретиться и вернуть фотоснимок оказались исчерпаны, теперь она отправилась к владельцу издательства, которого видела до этого пару раз. И как раз у него она и застала неуловимого редактора. В присутствии хозяина он клятвенно заверил Ханако, что вернет фото на следующий день, но, конечно, снова обманул. Ханако уже не знала, что и думать. На нервной почве у нее начались головные боли, пропал аппетит и, чтобы отвлечься на решение другой проблемы, 14 октября она отправилась к адвокату. Тот заявил, что на следующий день уезжает в путешествие в префектуру Ямагути, но по возвращении, то есть 23-го числа, сразу же посетит тюрьму, встретится с начальником и немедля свяжется с Ханако. Женщина умоляла его на этот раз обязательно выполнить просьбу, он обещал, и она, окончательно обессиленная, вернулась домой.
Рано утром 17 октября она встала и сразу направилась к издателю — он жил неподалеку. Несмотря на ранний час, дома его не оказалось, но пока Ханако разговаривала с его женой, к ним наведался служащий из типографии. Он о чем-то поговорил с хозяйкой, и жена издателя вкратце рассказала ему о ситуации с фото Зорге. Служащий очень удивился, потому что, по его словам, уже давно вернул снимок, но не редактору, а самому издателю. Похоже, что фотографию попросту потеряли, а оба ответственных лица — издатель и его редактор водили Ханако за нос, кормя обещаниями и перекладывая вину друг на друга.
На следующий день редактор, очевидно узнавший о встрече в доме издателя, впервые ответил Ханако на ее письмо, но ничего нового не сообщил, пообещав лишь, что постарается разобраться с ситуацией к середине следующей недели. Ханако плакала, топала ногами от гнева и досады, но снова вынуждена была дожидаться возвращения адвоката в Токио 23 октября и вестей от него и результатов «разбирательства» редактора.
За все шесть лет жизни с Зорге у нее не было такого опыта ожидания. Обычно ждал Зорге, но и Ханако никогда не опаздывала и не знала, что такое не сдержать данное слово. В отношениях с Зорге это вообще было само собой разумеющимся. Он сам был строг и пунктуален, когда речь шла о работе, и за шесть лет жизни с ним Ханако незаметно прониклась его отношением к делу, хотя и за ней раньше не замечалось нарушения данных обещаний. Поэтому происходящее с ней теперь казалось уже не просто странным, а каким-то нереальным, фантастическим сюжетом.
И снова Ханако отправила письмо издателю, сходила к нему домой, и опять все закончилось бессмысленными разговорами между типографией и издателем. Прошло 23-е число, Асанума молчал, и Ханако теперь уже письмом предупредила его, что 5 ноября придет к нему за обещанным ответом.
В назначенный день адвокат ждал ее. Вот только он не сказал ничего нового. Он рассказал, что посетил тюрьму, переговорил с начальником регистрационного отдела, но тот сообщил ему об «особой деликатности», которая нужна в международных делах такого уровня, и Асанума предложил Ханако подождать еще немного. Поняв, видимо, по лицу ее, что этот совет не очень нужен, адвокат достал свою визитную карточку, написал что-то на оборотной стороне и посоветовал женщине съездить в тюрьму еще раз, поговорить с начальником отдела, показав предварительно ему эту карточку. Ханако, в свою очередь, рассказала адвокату о потере фотографии Зорге и опять вернулась домой ни с чем.
Кладбища
7 ноября 1949 года, в день казни Зорге, Миякэ Ханако осталась дома, проводя время в воспоминаниях, печали и тоске и думая, как быть дальше. Набравшись сил, на следующий день она вновь поехала в тюрьму Косугэ. Едва добравшись, она внезапно натолкнулась на начальника регистрационного отдела, который как раз в этот момент выходил из здания. Она молча протянула ему визитную карточку. Прочитав то, что было написано на обратной стороне, начальник, собиравшийся пойти пообедать, попросил ее подождать. Вернувшись, он с весьма холодным выражением лица, уже знакомым ей низким голосом сообщил, что по причине щекотливости сложившейся международной ситуации в настоящее время на могиле Зорге нельзя поставить даже могильную плиту.
Ханако затрясло: все кончено, все шансы упущены, возможности исчерпаны. Она ничего не смогла сделать, ничего. Женщина посидела молча на стуле несколько минут, чтобы прийти в себя и успокоиться. Начальник отдела так же молча сидел напротив, положив на стол сухие тощие руки. Наконец Ханако подняла глаза: «Когда международное положение изменится, я снова приду к вам с этой просьбой», — произнесла она на одном дыхании и, опустив голову, тихо вышла.