Другой Зорге. История Исии Ханако

Второй американец разыграл роль «плохого следователя». В упор глядя на женщину — так, что она сразу вспомнила о жестких допросах в полиции, он вдруг спросил: «Почему Зорге-сан вот прямо так все и выболтал? Он сбрендил?» Ханако быстро ответила — «Нет, это не так», — и допрашивающие еще раз резко сменили тему разговора, поинтересовавшись, почему в «Рейнгольде» Миякэ звали «Агнес». Ханако рассказала, что такова была причуда Папаши Кетеля — давать девушкам иностранные имена по буквам алфавита: «Б» — «Берта»; «А» — «Агнес», но «Берта» американцев не интересовала совершенно. Они спросили, не слышала ли Ханако о другой Агнес — старой подруге Зорге, и Миякэ вдруг вспомнила, что совсем недавно читала в газетах, что в Америке было предъявлено обвинение как коммунистическому агенту женщине по имени Агнес Смедли. Тщательно взвешивая слова, Ханако ответила, что впервые узнала о ней из газет. Американцы, кажется, поверили, хотя на самом деле Ханако знала о том, что Зорге был знаком с этой женщиной. Правда, за исключением самого этого факта, Ханако не было известно больше ничего — они никогда не обсуждали эту тему с Рихардом.

Закрыв тему с Агнес, люди в пиджаках уточнили, где находится полная рукопись воспоминаний — в журнале говорилось, что опубликована лишь ее часть. Ханако ответила, что напечатали все самое главное и интересное, а остальное не стоит особого внимания, после чего разговор перевели на второстепенные темы. «Пиджаки» поинтересовались, понравилась ли Ханако обложка с анонсом ее статьи и получила ли она гонорар. Узнав, что с ней до сих пор не рассчитались и что между Миякэ и издательством даже не заключен договор, американцы забыли о политике и разведке. Они пришли в крайнее возбуждение, недоумевая, как можно выполнять какую-то работу, не оформив отношений юридически, — так, что Ханако даже пришлось их успокаивать. Когда машина остановилась у ее дома, «пиджаки» предупредили, что их беседа была конфиденциальной, соседям следует пояснить, что приезжали друзья и что в будущем Миякэ-сан через полицию еще могут вызвать для беседы в Генеральную штаб-квартиру.

18 мая Ханако приехала к адвокату Асанума и передала ему содержание беседы с американцами. Оказалось, что и его самого уже вызывали для дачи показаний в Штаб-квартиру, где в основном интересовались его связью с Миякэ. Американскую разведку интересовало, не состоит ли Ханако в компартии Японии и вообще не является ли она политической активисткой. Асанума, по его словам, успокоил военных, а теперь успокаивал саму Ханако, обещая ей, что, если что-то случится, он будет защищать ее, так же как Зорге. Однако в тюрьму Косугэ он за все это время так и не съездил.

На следующий день в дом Миякэ пришел еще один неожиданный посетитель. Человек средних лет, представившийся как Каваи Тэйкити, сказал, что увидел публикацию в журнале «Дзюнкан нюсу» и разузнал адрес Ханако. В 1941 году он был арестован как причастный к делу Зорге, получил десять лет тюрьмы и вышел на свободу во время освобождения политических заключенных осенью 1945 года. Каваи, числившийся среди агентов под кличкой «Ронин», сказал также, что был близким другом и соратником Одзаки Хоцуми. Ханако знала его имя лишь благодаря газетным публикациям.

Опытный «сиделец», Каваи вспомнил, что, в свою очередь, впервые услышал о Миякэ Ханако в столичном полицейском управлении и спросил, не арестовывали ли ее. Ханако, уже расположенная к другу Рихарда, рассмеялась и ответила, что провела лишь шесть дней в полицейском участке Ёдобаси летом 1943 года, на что Каваи вздохнул: «Повезло вам!»

Расположившись в гостиной, «Ронин» много рассказывал о времени, проведенном в токийской тюрьме, о том, что он видел там Зорге, а потом сообщил Ханако, что готовит к изданию труд, посвященный Одзаки, и показал ей поименный список лиц, причастных к делу Зорге, осужденных, но выживших и выпущенных из тюрьмы. Уже перед самым уходом, в прихожей, он добавил: «Все говорили, что ваше произведение доброжелательно принято в Америке».

Ханако не поняла, кто эти «все», и решила, что Каваи, вероятно, имел в виду ныне живущих свидетелей того дела, но так и не сообразила, как они могут быть связаны с Америкой. Немного подумав, она решила воздержаться от комментариев, а Каваи, пообещав еще заглянуть, ушел.

Вечером 30 мая Миякэ посетил редактор журнала. Он приехал, чтобы посоветоваться по поводу обещанного ей издания воспоминаний отдельной книгой. Перед уходом он взял одну большую фотографию Зорге — для иллюстраций. Вдохновленная Ханако на следующий же день навестила адвоката Асанума, чтобы передать ему эту радостную новость, и попросила у него около двадцати страниц авторской рукописи Зорге, написанной им в тюрьме, чтобы добавить их к послесловию. Асанума выполнил ее просьбу и предоставил распечатку[57].