Другой Зорге. История Исии Ханако

Рассуждая подобным образом и преодолевая вполне понятную робость, Миякэ пришла в штаб-квартиру КПЯ в районе Ёёги. Там ее встретил секретарь Миямото Кэндзи Ота Осаму, но оказалось, что Миямото Юрико плохо себя чувствует и пока никого не принимает. Ота осведомился, не является ли Ханако подругой того самого Рихарда Зорге, на что наша героиня, уже начинающая привыкать к публичной декларации своего статуса (ей явно помогло в этом посещение тюрьмы в Косугэ), заявила, что она не просто подруга, а возлюбленная[54] Зорге. И раз нет возможности переговорить с Миямото Юрико, то, может быть, Миямото Кэндзи посмотрит рукопись Ханако? Ведь помимо того, что он лидер коммунистов, он еще и писатель. Ота согласился передать ему рукопись, и женщина оставила черновик в штаб-квартире КПЯ.

20 января 1949 года она все-таки добралась до адвоката Асанума и рассказала ему о результатах поездок в Косугэ. Тот полностью поддержал предположение Ханако по поводу того, что ни один японский закон не мешает провести эксгумацию останков Зорге, и мнение американской администрации здесь совершенно ни при чем. Согласился он и с тем, что теперь с администрацией тюрьмы лучше разговаривать ему самому — как юристу. Заручившись такой многообещающей поддержкой, Ханако отправилась домой и почти сразу встретилась там с Т., у которого находился еще один экземпляр рукописи ее книги. Т. сообщил, что ее изучает некто Хосокава Кароку, рукопись ему нравится, и нет никаких причин для беспокойства.

На следующий день Ханако вновь поехала в штаб коммунистов, но там все были заняты еще больше. Хотя ей удалось встретиться с Ота, ответа по поводу рукописи он не дал: Миямото Кэндзи был занят и рукопись еще не посмотрел. Ханако поняла, что дело затягивается, и забрала свои мемуары, а через день — 23 января — коммунисты добились необыкновенного успеха на выборах, который, похоже, удивил их самих.

27 января Миякэ сделала еще один бесплодный круг по Токио: выяснилось, что Асанума занят и еще не ездил в тюрьму, а в издательстве еще не дочитали рукопись и не были готовы ответить на вопрос о дате возможной публикации. Снова домой и снова ни с чем.

Как только наступил февраль, она вновь приехала в издательство и на этот раз — о чудо! — встретилась с редактором журнала. Вместе с Т. они втроем решили пройтись по Гиндзе, зашли в один из баров, где издательские труженики угостили Ханако, а редактор ободрил ее и пообещал скорый выход журнала с первой частью ее воспоминаний о Зорге. Но прежде, чем она была опубликована, ведущие японские газеты напечатали совсем другой материал. 11 февраля — в день, когда до поражения в войне в Японии отмечался праздник, посвященный мифическому «Основанию империи», в прессе появился «Официальный меморандум командования армии США. Всё о деле шпиона Зорге». Ханако сразу же купила две или три газеты и принялась изучать текст. Скоро она поняла, что общее содержание дела не особенно отличалось от первых послевоенных публикаций, но вот тон заметно изменился. Новая статья изобиловала язвительными выражениями в адрес Зорге и была написана с позиции, очевидно враждебной по отношению к нему. Имелась и еще одна новаторская нотка: материал содержал детали личной жизни разведчика, которые, казалось бы, не должны были иметь места в таком официальном сообщении, как «Меморандум…». Японским читателям предлагалось узнать, что Зорге был спесивым и жестоким человеком, пьяницей, распутником и так далее — типичный образ советского шпиона, который начал вводиться в широкий оборот с началом холодной войны. Пробегая глазами по тексту, Ханако, по ее воспоминаниям, сначала просто презрительно фыркала, а потом ее охватила страшная ярость:

«Я взорвалась от гнева. Нельзя молчать. Определенно я не могу просто заснуть в слезах. Я должна выступить в защиту Зорге. На покойников не клевещут. Если я не скажу, то кто сможет это сделать?

Я готова долго жить лишь ради этого. У меня нет ни доброго имени, ни положения, которые я могла бы потерять. Я свободна. Да, я сильная. Кроме этого, мне нечего терять. Мне даже жизни сейчас не жалко. Я с облегчением вздохнула. Подумала, что хорошо, что написала рукопись. Публикация скоро. Может быть, уже завтра. Я улыбнулась».

Но мемуары Миякэ не появились в журнале ни на следующий день, ни через день. Женщина растерялась и впервые всерьез обеспокоилась тем, что они могут вовсе не выйти.