Дружественный огонь

Очнувшись, он вынырнул из бездонного сна. Когда человеку вроде него приходится метаться между старым занудой восьмидесяти лет и еще более старым отцом, сидящим в инвалидном кресле, пока его кормят с ложечки, собственные шестьдесят один кажутся невесомыми, как дуновение ветра. Но когда он остается наедине с собой в темной комнате, ощущает их настоящий вес. Является ли это просто результатом накопившейся усталости, или вызвано тоской по жене, которая могла бы лежать сейчас рядом с ним, успокаивая, согревая, обнимая…

А кроме того, он испытывал сейчас чувство вины перед двумя внуками, ожидавшими его возле подсвечника. При мысли о них, он, словно пришпоренный, с удивившей его самого скоростью натянул одежду, не тратя времени даже для того, чтобы сполоснуть лицо, прыгнул в машину и помчался по направлению к дому сына в сумерках клонившейся к закату пятницы. Добравшись до перекрестка ха-Алаха, он попал в пробку – красный свет, казалось, готов был гореть до конца жизни, и за это время память вернула его в одну из ситуаций недавнего сна. Это было в старом кнессете. Он явился одетый в униформу ремонтника, с набором инструментов в специальной сумке и привратник в кепке с козырьком и синем фланелевом костюме повел его в старый лифт, широкий и хорошо обустроенный – такой, какие ему нравились больше всего. Но вместо того, чтобы доставить его на третий этаж, откуда мог он увидеть крышу дома прежней подруги отца, привратник нажал кнопку спуска и сказал: «А теперь приготовься к бесконечному падению, ибо это спуск в то, что во время турецкой империи было бездонным колодцем».

Он позвонил Эфрат. Что ему лучше купить – пирожных, мороженого или чего-то такого, что может порадовать ребят. Скажи, милая…

– Ничего не нужно, – оборвала его невестка. – Уже очень поздно. Времени только-только, чтобы самому тебе добраться. Но поспеши, у детей кончается терпение. Еще немного – и они сами зажгут свечи. Что с тобой стряслось? Ты у нас всегда был образцом пунктуальности.

Яари почувствовал, как в нем закипает кровь. «Как это иногда случается, – стараясь сдержать себя, пробурчал он, – ты, Эфрат, могла бы догадаться, что мне иногда приходится зарабатывать на жизнь, и для этого ходить на работу…»

Ему очень хотелось добавить еще кое-что и напомнить этой ленивой и праздной красавице, что ему шестьдесят один год, но он не забыл слов своей жены о том, что он не должен задевать гордость своей невестки, а потому он поспешно закончил разговор прежде, чем его мнение могло сорваться с губ. Но дабы сохранить свой статус в глазах внучат, он, прежде всего, не должен был прибыть к ним с пустыми руками, а потому остановился перед ярко освещенным универсальным магазином.

Там, среди толпы тинейджеров, благоуханный аромат его отсутствующей жены окутал его, и он, с несвойственной ему расточительностью буквально набросился на представленные в изобилии сласти. Особенно привлекли его внимание два богато украшенных торта, выполненных в виде бочонка – на одном стояла девочка, изготовленная из темного шоколада, на другом – белый шоколадный мальчик.

Он купил оба.

Нета и Нади буквально прилипли к нему. Отсутствие отца автоматически поднимало статус деда. Он целовал и обнимал малышей, а затем ласково обнял Эфрат и коснулся губами ее щеки. Впервые он почувствовал, что может поцеловать ее – впервые, через много лет после свадьбы Морана и рождения двоих детей, и никогда еще он не испытывал при этом такого удовольствия.

– Сладкое только после ужина, – строго провозгласил он, но было уже слишком поздно: голова шоколадного мальчика была уже во рту у Нади. – Ты просто маленький каннибал, – сказал он, награждая поцелуем неугомонного озорника, с притворно строгим видом запретив малышу поступить точно так же с туловищем обезглавленного мальчика.

Ханукия уже была готова, и шамаш тоже. Яари перевернул коробку со свечами, рассчитывая обнаружить напечатанный текст благословений; ему было бы неудобно перепутать слова в присутствии детишек. Но внезапно Нета начала требовать, чтобы дедушка не начинал церемонию прежде, чем наденет кипу – как это делал муж воспитательницы в детском саду.

Эфрат в потрепанном банном халате и шлепанцах, еле волоча ноги, бродила вокруг, не зная, похоже, чем бы ей заняться. Выглядела она уставшей, прелестное обычно лицо ее было бледным, а волосы растрепанными. Моран звонил утром и просил ее вместе с детьми навестить его завтра, а она рассказала ему, как она искала – и не могла найти кипу. Не так-то просто найти что-нибудь в этом доме, даже обычную бумагу. Но умница Нета находчиво выкроила шапочку из обрезков красной бумаги, соединив их скрепками, и Яари надел ее, улыбаясь во весь рот, словно клоун, и готов уже был возжечь свечи, когда Нади, осознав не без причины, что он не девочка, а мальчик, потребовал для себя такую же кипу и им всем пришлось ждать, пока Нета не произведет на свет еще одну, съехавшую ее братцу прямо на нос.