Нади уснул, растянувшись на диване. Яари помог внучке облачиться в пижаму, после чего накрыл ее одеялом и стал рассказывать ей историю о семье, которая без разрешения поселилась у них в доме. В мойке громоздилась посуда, скатерть была вся в пятнах, ханукальные свечи прогорели. Неуугомонная невестка бродила из комнаты в комнату, непрерывно делая один звонок за другим, пытаясь найти хоть какую-нибудь сиделку, но оказалось, что пятничным вечером, в разгар празднества, мало кто из подрабатывающей молодежи готов бросить своих друзей.
– Послушай, Эфрат, – не выдержав, добродушно сказал Яари, обращаясь к доведенной до отчаяния молодой женщине, – давай я останусь этим вечером с ребятишками. Ты честно заслужила немного радости в своей жизни.
Эфрат посмотрела на него с недоверием, не в состоянии понять, решил ли ее тесть пошутить подобным образом, или говорил всерьез.
– Я ведь могу задержаться допоздна, – честно предупредила она Яари.
– Задерживайся, – добродушно ответил он. – Я чуть-чуть перехватил, поспав дома, так что могу и пободрствовать. Как говорится, с этим нет проблем.
– Зачем бодрствовать? – воскликнула невестка, еще не в силах поверить в неожиданную удачу.
Она постелит простыню на диван, достанет шерстяное одеяло, даст ему одну из чистых футболок Морана, и он может мирно предаться сну здесь до самого утра.
Он был застигнут врасплох.
– Не понял, – запинаясь проговорил он. – Ты что, думаешь вернуться домой только под утро?
– Этого никогда не знаешь, – ответила она с загадочной улыбкой. – Это зависит от того, что будет за компания. И как пойдут дела.
«О каких делах она говорит?» – спросил себя Яари. Следует ли ему договориться с матерью своих внуков о контрольном звонке в случае опасности? Чтобы он мог привезти ее обратно не позднее полуночи?
Но время уже было упущено. Эфрат ожила. Прямо на глазах она превратилась из отчаявшейся и погруженной в депрессию домохозяйки в счастливую молодую женщину, блестящую красавицу, постукивающую каблуками по квартире. Она облачилась в платье, которое выставляло на всеобщее обозрение все, что, не стесняясь, может показать светская женщина, за исключением, пожалуй, сосков, которые бесспорно принадлежат ее мужу; безупречную кожу она присыпала чем-то напоминавшим звездную пыль, что, по ее мнению, должно было облегчить ее появление на вечернем банкете богов.
По взгляду, брошенному на Яари, тот понял, что невестка ожидает от него комплиментов, как минимум, выражающих восторг ее совершенством, но Яари был сдержан. Даниэла проницательно просила его раз и навсегда воздержаться от слов восхищения, пусть даже заслуженного. «Ты не должен, – всегда не уставала она внушать мужу, – говорить с нею так, как обычно говорят с красивыми женщинами влюбленные мужчины. И смотреть на нее такими же глазами. И даже то, что разрешается ее отцу, запрещено для тебя». И в то время, когда она склонилась над уснувшим сыном, который лежал рядом с ним на диване, решая, должна ли она перенести его в кровать, ее благоухающие духами груди, только что не прикасавшиеся к его лицу, и, особенно, крошечная татуировка, разместившаяся на одной из них, пробудили в нем странное желание, заставившее его дыхание прерваться на десять секунд.
С этим он справился.
– Не трогай его, милая, – сказал он. – Оставь это мне. Даже если он проснется, я с этим справлюсь.
– Главное, – сказала она, удивив его, – главное – не поддаваться слабости и не проявить никаких признаков страха или неуверенности. В противном случае он просто взбесится.
– Взбесится? Ты не преувеличиваешь?
Чтобы ребенок не свалился с дивана, для большей безопасности, она включила магнитофон с записанной на нем специальной программой «