Дружественный огонь

«Я хотел почувствовать, что означает провести ночь на крыше арабского дома, но военные согласились только на мой визит в дневное время. В конце концов, мы пришли к компромиссу: я мог это сделать ближе к вечеру, но до наступления полной темноты. Командир подразделения был настроен совсем по-дружески и всячески пытался удовлетворить мое любопытство и помочь мне что-то понять. А поскольку офицером он был опытным и хорошо был знаком с местными жителями, а еще вдобавок не пугался собственной тени, он взял на себя ответственность за то, что отклонился несколько от вышестоящих инструкций и позволил провести на крыше, на том месте, где стоял Эяль, время до самого заката, до тех пор, пока в арабских домах не зажгутся огни».

На африканской ферме до вечера тоже было еще далеко. Ирми сидел, повернувшись спиной к открытому окну, лицом к своей постели, на которой лежала сейчас его свояченица, держа в руках роман, который, не торопясь, читала, вдыхая ароматный вечерний воздух, проникавший через форточку, открытую с ее стороны.

Ирми, похоже, погрузился в глубокий сон. Он спал с широко раскрытыми глазами, не задавая вопросов, лицо его было свободно от признаков гнева, и от него исходил приятный запах свежести. Пропотевшую одежду, которая была на нем во время ночного путешествия, он сменил на другую – свежевыстиранную и отглаженную. Подойдя к двери, он деликатно постучался, и только убедившись, что Даниэла не спит и разрешает ему войти, вошел, развернул деревянное кресло к кровати, после чего и сел, оставляя за спиной освещенную закатным африканским светом равнину.

– И уж, конечно, никогда Шули не знала, что ты отправился туда?

– Конечно нет. Полагаешь, я мог бы так огорчить ее, заставив беспокоиться обо мне, думая, что она и меня может потерять на том же самом месте? Даже после того, как я побывал там, я ничего ей не сказал, потому что был уверен… да так оно и было… что после этого я захочу побывать там еще раз.

– И так оно и было? Ты захотел?

– Не только захотел, но и был, но один, без каких-либо израильтян у меня за спиной.

– И даже Амоцу не сказал ничего?

– Нет. И правильно сделал. Потому что знал, что между вами двумя не существует секретов, и в ту минуту, что ты узнала бы об этом, ты, которая не в состоянии даже на минуту, узнав какой-нибудь секрет, удержать язык за зубами – ты донесла бы это знание до своей сестры со скоростью звука.

Даниэла хотела возразить, но она знала: это правда. Для нее было бы неподъемной ношей сдержаться и утаить подобный секрет от любимой сестры. Она потянула одеяло, чтобы прикрыть свои босые ноги. И внезапно затосковала о своей матери, которая умерла через два года после рождения Нофар.

– Но как удалось тебе получить разрешение забраться на крышу? – запальчиво поинтересовалась она.

– Что самое удивительное, это оказалось совсем не трудно. В специальном департаменте министерства обороны есть небольшой офис, организованный специально для того, чтобы было куда обращаться с нестандартными просьбами родителям, детям и близким, которые потеряли своих родных. Заведующий департаментом, человек средних лет, находился там не случайно, ибо, много лет назад, потеряв сына, прекрасно мог понять посетителей. Занимался он всеми делами в качестве волонтера, имея в помощниках лишь женщину-офицера, квалифицированную и эффективную; именно она осуществляла связь осиротевших со всеми существующими армейскими подразделениями. Желание родителей посетить место, где пал их ребенок, не было чем-то необычным, при условии, что эта местность не была больше зоной военных действий, такой, как Синай или Голанские высоты, и, тем более, граница с Ливаном. Но на «оккупированных территориях» дело обстояло совсем по-другому, много сложнее, там отсутствовало реальное «поле боя», поскольку таковым было все пространство. Однако они проявили достаточно гибкости, чтобы принять родителей, равно как и братьев и сестер, пожелавших посетить то место, где самый близкий им человек был убит; посетить для того, чтобы понять – почему это случилось, как – и зачем. Ты поняла, что я тебе говорю?

– Каждое слово.

– А потому мое требование привлекло особое внимание. Ибо разговор пошел о том, что после проведенного армией Израиля официального расследования, оставалось еще достаточное количество вопросов, не нашедших ответа. Так что мне не приходится жаловаться на их медлительность или нежелание – весь отдел работал, не считаясь со временем, они не только как могли, помогали мне, они надеялись на меня.

– Но что ты пытался узнать?

– Я хотел проверить.

– Проверить – что?

– Каким образом вдруг и почему солдат, лежавший со всеми в засаде, вдруг превратился из охотника в добычу.

– Но ведь они объяснили это тебе. Он что-то напутал со временем и начал спускаться с крыши слишком рано.

– Ерунда. Ничего он не напутал, Даниэла. Кстати, я не раз уже просил тебя отбросить эту мысль. Эяль был не таким человеком, чтобы запутаться со временем. Часы, которые нам вернули, были у него на запястье, и они показывали правильное время.

– Может быть, его что-то взволновало? Или испугало?