Дружественный огонь

Но воспоминание о восхитительной вечеринке, которая, затянувшись, окончилась слишком поздно, придало ей силы намертво отбросить даже саму мысль о том, что она может отправить своего тестя в ночное путешествие… человека, столь достойно исполнившего свой долг. Она не даст ему сесть за руль в праздничную эту ночь, когда все пьяницы начинают безнаказанно бесчинствовать на дорогах. Моран никогда не простит ей, если с его отцом что-то случится. И, крепко удерживая его за руки, она помогла ему подняться на ноги, с совершенно неожиданным проворством раздвинула диван, доказывая ему, насколько комфортабельным может оказаться пребывание Яари в ее доме. Она постелила простыню, положила сверху одеяло, и вручила ему сложенную майку и пижамные штаны. «Нет, – подтвердила она, твердо глядя на тестя не допускавшим возражения взглядом, – вы, дорогой мой, вовсе не так молоды и сильны, как вам иногда кажется. Давайте-ка, ложитесь поудобнее, я опущу шторы, так что солнце вас не разбудит. А утром я постараюсь, чтобы дети не беспокоили вас».

– И, пожалуйста, Амоц, – добавила она тоном, которого он никогда не слыхал от нее, – пожалуйста, Амоц, сделайте это для меня, и не уходите, пока не рассветет.

– Плевать я хотел на солнце, – пробормотал он, наблюдая за тем, как она опускает хлопающие шторы, – раньше, чем оно встанет…

И, несмотря на то, что легче и естественнее для него было бы отправиться домой, он сдался перед натиском невестки, которая столь невероятным образом превратилась вдруг в рачительную домохозяйку – пусть даже это произошло на исходе ночи. Она сбросила с плеч накидку и принесла ему еще одну подушку, которую взбила несколько раз собственными руками, как если бы подобным образом избавлялась от источника возможного греха в ее доме, а затем дала ему чистое полотенце и быстро вышла из комнаты, чтобы дать ему возможность сменить измявшуюся одежду на чистое и отглаженное одеяние его сына. Но поскольку объем талии и бедер – исключительно собственными его усилиями – несколько расходился с параметрами Морана, он, после недолгого сопротивления, предпочел использовать только майку, не без оснований испугавшись, что слишком тугая резинка не даст ему толком уснуть, а затем чуть-чуть приподнял штору, чтобы восходящее солнце, все-таки, не совсем забыло про него, улегся на спину на превратившийся в широченную кровать диван и до самого носа натянул одеяло.

Честно говоря, он никогда ранее не ночевал в доме своего сына. В самые первые дни после появления Нади в результате кесарева сечения, когда Даниэла старалась всем, чем можно, помогать Морану, оставаясь иногда на всю ночь, он сам всегда возвращался спать к себе домой. И вот сейчас, без всякой веской причины, притом, что собственная его постель находилась всего в нескольких километрах отсюда, он согласился остаться с внуками, лежа совсем близко к тому месту, где его невестка готовилась отойти ко сну. Нескончаемо долго она стояла под душем, но даже и после того, как узкая полоска света, наконец, убралась из-под ее двери, музыка из закрытой спальни все продолжалась и продолжалась – мягкая, но почему-то вызывающая у него досаду.

Если бы он сейчас решил исчезнуть, она не смогла бы его удержать. Однако его пугала мысль о том, что будет, если она проснется поутру поздно, и детям придется бродить по комнатам, ощущая себя брошенными. Это заставило его выбраться из-под одеяла и, подойдя к ее двери, прошептать раздраженно: «Эфрати… если ты хочешь, чтобы я остался – остаюсь. Только ради всего святого, выруби, пожалуйста, эту свою чертову музыку».

2

То же солнце взошло слишком поздно, чтобы разбудить его жену, находившуюся в Восточной Африке. Задолго до рассвета она проснулась от рева моторов, принадлежавших двум грузовым «лендроверам», доставившим команду ученых на основную базу в конце недели для заслуженного отдыха. Из высоко расположенного окна, прямо под небом, еще поблескивавшим звездами, она могла различить очертания некоторых из них, освещенных фарами автомобилей, – все тащили свои рюкзаки и снаряжения туристов.

Поздним вечером руководители экспедиции, танзаниец Селоха Абу и угандец доктор Кукириза, падавшие с ног от усталости, были похожи на двух солдат, вернувшихся то ли из дальнего похода, то ли после изнурительной тренировки. Подчиненная им команда понесла потери в живой силе: исследовательница из Туниса Захара аль-Укви ухитрилась подцепить малярию. Ее бережно положили на носилки, и она лежала, окруженная всеобщим вниманием, к ее коллегам вскоре присоединились белый администратор и медсестра из Судана, они посмотрели в свете карманных фонариков на искаженное страданием лицо больной, пожелали ей скорейшего выздоровления и получили ее согласие на размещение в изоляторе.