Дружинник князя Афанасия

Князь Владимир дал команду ускорить ход. Сразу после Витечева мы выехали на простор и помчались пересаживаясь с коня на коня. С железных удил на землю падала хлопьями желтоватая пена, конские бока стали темными от пота. У кого-то захрипела и пала лошадь. Ратник отстал, снимая седло. Привал сделали на деннице. Вываживали лошадей, не пуская сразу к воде. Ноги плохо слушались после седла, хотелось все бросить и повалиться наземь.

Вольга, не сумев разговорить меня, разговорился сам и на привале рассказал в числе прочих одну запомнившуюся мне историю:

– Раз печенеги приступил к малому граду Василеву. Наша дружина устоять не смогла и отступила. Владимир обратился с молитвой к богу и обещался построить в Василеве храм празднику того дня – Святому Преображению. Нежданно печенеги отступили, Владимир вышел к нам и сказал об обете, данном им и возблагодарил бога за его милость. Тристо варь меду сварили по приказу Владимира. Восемь ден шел пир в Василеве, были на нем и бояре и посадники, и старцы градские. Токмо убогим раздал Владимир триста гривен из казны. В Киеве был дан пир всему русскому народу. С той-то поры Владимир всякую неделю в своей гриднице угощает бояр, гридней, сотников и всех людей нарочитых. Раз, упившись меду стоялого, пожалились мы Владимиру, что ложки нам дают деревянны. Владимир велел сделать серебряные ложки, сказав: «Сребром и золотом не добудешь доброй дружины, а с нею добуду много серебра и золота, стойно отцу моему и деду»…

Дали команду и мы продолжили свой путь. На подъезде к Переяславлю передние дозоры наткнулись на печенежскую сторожу, возможно ту самую, что полонила Юлашку. Оба всадника спали в седлах, как видно с большого устатку. От них дознались, что Переяславль осажден, но еще не взят. Пленников казнили тут же, посторонь Днепра. В глубине души мне даже было жалко их. Немногим старше меня, как бесславно закончился их поход.

Утро было солнечное, но прохладное и над полянами лежал туман, по обоим сторонам дороги далеко простирались несжатые нивы, кое-где паслись отары овец. Утомленные и усталые мы подъезжали к Переяславлю.

Я скакал по родимым местам и думалось мне о Родине…

Как красива ты, русская земля; еще не раз прославят тебя сыны твои, и еще не раз… оплюют. Но ты будешь ко всем одинаково добра и доверчива. Что ж, разные сыны возмогут вырасти у одной матери, но всем она мать. Кто-то не возлюбит тебя, но эта нелюбовь из того же источника, что и любовь. И если сын твой срубит голову у другого сына (брата своего), то голова его упадет на родную землю, из коей Родина-мать взрастит еще и еще своих сыновей, чрез недовольство и ненависть которых будет сквозить любовь к ней. И будут Минин и Пожарский, Сусанин, Деникин и множество других. Непреодолимой тоской ты будешь звать своих сыновей, не своей воле покинувших тебя и принуждены они будут отдавать за тебя жизни на чужбине. Ибо вспомним заповедь божью: «Возлюби родителей своих», а Родина – первейший родитель всего народа.

И чтобы не говорили о Родине моей, я люблю ее – и правнуки правнуков – далекое семя мое через девять с половиной веков, обопрутся на Родину, и постигнув божественную сущность ее, сокрушат врага. Пусть живет она вечно, ибо тот, кто обманул ее – того нет, а Родина была, есть и будет.

Сейчас в моде космополитизм, но нет Родины у космополита, негде приклонить ему голову свою, и не полюбит его никто, за исключением нескольких эстетов, ибо он сам отверг Родину свою, доверчивую и добрую, взрастившую-воспитавшую его, она всегда примет его, но он не хочет к ней – он говорит и думает на нескольких языках. Он предатель, не имея корней в большом, не может вырасти ничего значительного. И если потерял ты корни свои – Родину, ищи их, несмотря ни на кого и ни на что, ибо только Родина – тот единственный друг, которого ты можешь предать, но он не предаст тебя никогда. Только не путай Родину с властью в любой форме, ибо Родина – это… Родина!

IV глава.

Наше войско подошло к Переяславлю перестроенное полукругом в виде серпа, чтобы по возможности обхватить печенегов. Я был в середине серпа в Вольговом полку. По левую руку вел рать Илья Муромец, по правую – Алеша Попович. Престарелый дядя князя Владимир – Добрыня Никитич позади всех встал с запасным полком и держал свежих лошадей для ратников.

Затрубили по знаку Владимира трубы воинские, коих звук ободрял еще героев Святославовых в жарких битвах.

Печенеги, завидев наше приближение начали перегруппировываться. В это время городские ворота открылись и из города выехала переяславская дружина во главе с князем Афанасием и отцом.

– Ян, Ян! – послышались крики из печенежских рядов. Отца печенеги знали, за голову его ханом Арнаулом была обещана награда – стадо лошадей в десять сотен голов. Отец знал об этом и не раз в шутку говаривал: «Пойтить что ль хану Арнаулу свою голову отнесть?»

Батя ехал впереди головной сотни, обоерукий – он как косой срубал своими долгомерными мечами, чуть не в полторы сажени длиной, печенежские головы, выкраивая проулки и улицы в гущи врага.