Дружинник

Мы занесли Катрин в квартиру и положили на кровать в её комнате. Мои дружинники были уже здесь. Таня тоже вбежала навстречу.

– Сделай что-нибудь, – велел я Тане, – нельзя ей дать умереть.

– Но я не... – Таня была в ужасе. – Я не могу. У неё поражён мозг и... Это невозможно!

– Ты должна. Просто сделай, что можешь, – сухо сказал я и, велев всем выйти, тоже покинул комнату.

– Это твоя служанка? – спросил Яков, когда мы с ним спустились вниз.

– Она – мой друг, – ответил я коротко, – спасибо, что помог.

– Да брось. Свои же почти, – улыбнулся он. – А она красивая. Жаль будет, если погибнет.

– Если Катя умрёт, я Гришке голову оторву в буквальном смысле этого слова.

– Охотно верится. Честно говоря, я и так сомневаюсь, что он выкарабкается. Ты его неслабо приложил. А если он помрёт – кровная месть и всё такое... Так что лучше уйми свой пыл. И да, если твоя врачевательница будет не справляться, у меня тоже кое-какие знакомые есть. В общем, звони, если что, – он протянул мне свою визитку.

Я ещё раз сухо поблагодарил его и сунул визитку в карман. Всем мои мысли были только о Катрин, которая лежала там, на верху, продырявленная осколками.

Когда я вернулся, четыре дружинника угрюмо сидели на креслах возле входа в спальню. Гаврила стал расспрашивать меня, что случилось, и я рассказал.

– Вот сволочь! – выругался Гаврила. – На представителя старшей ветви руку посмел поднять! Ему не поздоровится. Когда Дмитрий Филиппович узнает...

– Уже не поздоровилось, – сказал я. – Ему точно реанимация потребуется, если он ещё жив. Ублюдок получил по заслугам.

Я заперся в кабинете. Ожидание казалось пыткой, и я места себе не находил: то вышагивал по комнате из угла в угол, то сидел за столом взявшись за голову. К горлу подкатывал ком, я буквально всей душой ненавидел Григория и всех этих отпрысков местной аристократии, что стояли и спокойно смотрели на происходящее. И ведь ни одна сволочь пальцем не пошевелила, чтоб остановить этого подонка. Наоборот, на меня все набросились, как свора дворовых собак. «Если б я мог, – думал я, – всем бы вам шеи посворачивал».

Звонок.

Я поднял трубку.

– Что у тебя происходит? – раздался гневный голос Дмитрия Филипповича. – Мне только что позвонила Ольга, сообщила, что её сын и один из отпрысков Воротынских попали в больницу. Ты что там творишь?

– Я всего лишь выполнял ваш приказ, – сказал я, борясь со злостью, что распирала меня, – пытался оградить вашу Елизавету от тлетворного влияния.

– Я не приказывал калечить боярских детей! Ты понимаешь, чем это грозит? И это в такое-то время!

– На меня было совершено нападение, – сказал я, – я защищался. Катрин сильно пострадала, и эти «дети» получили по заслугам.

– Ты хочешь сказать, что чуть не отправил на тот свет главу младшей ветви из-за того, что пострадала дружинница? Ты в своём уме?

– Вы меня не слушаете, – я старался говорить как можно спокойнее, – на меня напали, когда я выполнял ваш приказ. Мне, может, надо было другую щёку подставить? Я не понимаю.

– Я тебе говорил, что с умом действовать? Говорил! А ты устроил настоящий погром! Сгорел ресторан, пострадали двое знатных отпрысков. Мыслимо ли? Ты вообще хоть немного думаешь о репутации семьи? Или для тебя это – пустой звук?

И тут меня захлестнуло. Слова эти и гневный тон главы рода стали последней каплей.

– Репутация семьи? – усмехнулся я. – Какой, на хрен, семьи? Это ты себя называешь семьёй? Да вам всем насрать было на меня. Если б не мои способности, вы бы обо мне даже не вспомнили. Хороша семейка! Да если бы тайна не раскрывалась, я бы по гроб жизни в слугах бы ходил и пятки вам лизал. Разве нет? И после этого у тебя поворачивается язык говорить о семье? Люди за вас жизнь отдают, а вам насрать. Разумеется! Это же не член рода, это так – простолюдинка, которой вы внушили, что подохнуть за вас, мудаков – это величайшая честь на свете. Вот только мне не насрать. И за тех, кто мне дорог, я отплачу сполна. Понятно? И я ни капли не жалею, что поломал пару костей этим знатным утыркам, которых врачеватели через неделю опять на ноги поставят. И если понадобится, сломаю ещё.

– Ты, кажется, забываешь, с кем разговариваешь, – в голосе Дмитрия почувствовалось холодное бешенство. Будь он здесь, наверное, мне в голову точно прилетел бы булыжник.

– Да пошёл ты! – я бросил трубку, схватил телефон и швырнул об стену. Меня и так переполняли горе и ярость, а разговор этот только подлил масла в огонь.

Я сел на пол, прислонился к стене и попытался успокоиться. Постепенно ясность мысли стала возвращаться. Дмитрий говорил правду: и младшая ветвь, и Воротынские, которых я прежде знать не знал, после случившегося наверняка на меня всех собак спустят, а возможно, это даже коснётся всего рода. Глава рода, посланный мной куда подальше, тоже вряд ли это так просто оставит. В общем, в весёлом положении я оказался. И это, если не считать того, что Барятинские (и чёрт знает, кто ещё) жаждут моей смерти. А кто на моей стороне? Да никого.

Тут в кабинет вломился десятник.

– Михаил, быстрее сюда!

Мы влетели в комнату Катрин. Таня лежала на полу без сознания.