Дружинник

– Твою мать! – воскликнул я. – Этого ещё не хватало. Несите в мою комнату!

Я побежал в кабинет, поднял телефон. К счастью, он ещё работал. Достав визитку, я набрал номер Якова.

– Ты говорил, что знаешь врачевателей? – с ходу начал я. – Нужен срочно!

– А, Михаил, – узнал он меня. – Что, совсем всё плохо? Не волнуйся, сейчас вызвоню своего человека. Жди.

Вскоре приехал толстый господин с лысиной и густыми бровями. Это и был врачеватель. Я провёл его в комнату Катрин. Таня умудрилась вытащить осколок из головы дружинницы, и теперь над правым глазом зияла рваная рана. Врачеватель осмотрел её.

– Дела плохи, повреждён мозг, – констатировал он. – Вы же надеюсь, понимаете, что мы не всесильны. А случай это тяжёлый. Девушка сейчас в коме, и я не могу дать никакой гарантии, что она поправится. Головной мозг – штука сложная, не каждый врачеватель возьмётся за такое. Но я сделаю всё, что в моих силах.

Затем я отвёл его к Тане.

– Она – врачеватель, – объяснил я. – Упала в обморок.

– Зачем вы ей доверили лечить такие сложные травмы? – доктор посмотрел зрачки, проверил пульс девушки. – У неё какая степень?

Я пожал плечами:

– Ну как же так вы не знаете? А надо знать! Она очень молода для серьёзной степени. Ей нельзя такими вещами заниматься. Это опасно. Ладно. Ту я забираю в лечебницу, эта девушка пусть остаётся пока здесь. Дыхание и сердцебиение в норме. Если не очнётся через три часа, звоните, – он вручил мне свою визитку.

Катрин забрали, а я остался с Таней, проклиная себя за свою несообразительность. Я знал, какими усилиями порой Тане даётся врачевание, но даже не подумал, что сейчас она может не выдержать. Теперь я остался один. Обе девушки, которых я любил и которые для меня были самыми близкими людьми на всё белом свете, находились на грани жизни и смерти, а все родственники от меня отвернулись.

Целый час я сидел на кровати и смотрел на неподвижное лицо моей любимой, на котором застыло умиротворённое выражение. Я хотел сейчас только одного: чтоб она очнулась. Три часа – за это время Таня должна придти в себя. Меня клонило в сон, но я намеревался высидеть до конца.

Постучался Гаврила, я разрешил войти.

– Пришли люди Птахиных-Свириных, – сообщил он, – тебя требуют в поместье.

Глава 19

Меня не повезли в особняк — доставили в дом артефактора. Сопровождали трое дружинников, один из которых являлся членом семьи (я видел его на ужине). Перед отъездом я переоделся, чтобы выглядеть соответствующим образом, причесался, умылся, а пока везли, успокоился и привёл мысли в порядок. Хоть на душе кошки скреблись, и эмоции распирали так, что хотелось кого-нибудь придушить, следовало начинать думать о том, как решать проблемы, а не усугублять их.

Я прокручивал в голове разные варианты того, что ждёт впереди, даже подумал, что меня могут попытаться устранить физически. Тогда, само собой, придётся драться снова, и снова — с сильным.

Меня привели в гостиную. Ольга Павловна сидела на диване и попивала чай. На лице её не было эмоций: женщина умела их скрывать, когда требовалось.

– Присаживайся, Михаил, – кивнула она на кресло рядом, когда дружинники ушли. В тоне её не чувствовалось ничего, кроме холодной сдержанности.

Я сел.

— Григорий сейчас в больнице, – продолжала Ольга Павловна. – У него сотрясение мозга, обширный ушиб внутренних органов, сломаны позвоночник и несколько рёбер. Как будто его грузовик переехал. Множественные порезы на теле. Даже с такими опытными врачевателями, как у меня, на восстановление потребуется не меньше месяца. Что произошло?

Я спокойно и обстоятельно рассказал обо всех событиях, начиная со звонка Аграфены и заканчивая дракой и тем, что случилось с Катрин. Ольга Павловна внимательно меня слушала.

– Я понимаю ваши чувства, — закончил я, – вы любите своего сына и огорчены произошедшим несчастьем. Но не скажу, что жалею о случившемся. Я поступил так, как поступил бы каждый на моём месте. Я не желал конфликта, и развязал его не я, но когда дошло до драки, ответить было делом чести. Скажу больше: я оказался в худшем положении, чем вы. Ваш сын через месяц поправится, а жизнь моей дружинницы и близкого друга всё ещё под угрозой. Врачи не дают гарантий, что она выживет.

– Поэтому я тебя не виню, – сказала Ольга Павловна.

Я вначале ушам своим не поверил. Мать, у которой сын валяется весь переломанный в больнице, говорит такие слова? Конечно, врачеватели даже мёртвого на ноги поставят, и выздоровление Григория – лишь вопрос времени и нескольких тысяч рублей, что для рода – деньги небольшие, но всё равно такая сдержанность была неестественной и даже, в некоторой степени, подозрительной.

– Мой сын никогда не отличался благоразумием, – продолжила боярыня, -- и много натворил того, за что семье приходилось краснеть перед другими. Как ни тяжело мне это признавать, кто-то должен был научить его уму разуму.

– Так значит, конфликт исчерпан?