После свадьбы Имре переселился к Еве. Ее родители выделили им комнату, выходящую окнами на южную сторону, но это оказался далеко не лучший вариант решения жилищной проблемы. Им приходилось постоянно приспосабливаться к старикам, тем не менее время от времени возникали мелкие конфликты, по каждому поводу вспыхивали перебранки, словом, обстановка царила довольно нервозная. Молодые мечтали приобрести собственную квартиру, но все их надежды разбивались в прах, наталкиваясь на непреодолимую преграду. Дело в том, что у Евы были чрезмерно большие запросы, она не знала цену деньгам и не умела экономить. Имре раздражало ее легкомыслие, но, как только она начинала ластиться к нему, он моментально оттаивал. Не раз, отправляясь за покупками, Ева возвращалась домой с новой шляпкой или кофточкой. Она обожала красивые шляпы, модные вещи, любила хорошо одеваться. Имре Давид по природе своей был мягким человеком, оберегал семейный покой и за любовные ласки прощал Еве любые сумасбродства.
Однажды — шел уже шестьдесят второй год — они решили устроить вечеринку и пригласили Миклоша Залу с женой. Тереза по сравнению с Евой выглядела серым воробышком. Чувствовала она себя неловко, поэтому редко вступала в разговор, только застенчивая улыбка озаряла ее миловидное лицо. За столом царили смех, веселье, друзья предавались воспоминаниям, затем речь зашла о работе.
— Вот ты сидишь себе в управлении, — сказал Миклош, — и понятия не имеешь, что творится на фабриках. — (Миклош уже третий год работал на будайской прядильно-ниточной фабрике.)
Имре рассмеялся:
— У нас все в порядке. А насчет твоей фабрики тебе лучше знать.
— Я про то и говорю. Да разве это только у нас? Как ни парадоксально звучит, но разгильдяйство постепенно становится почти узаконенным явлением.
— Не бери так близко к сердцу, — отозвался Имре. — Пойми, Миклош, люди сейчас учатся демократии. Ведь этому тоже нужно еще научиться. До пятьдесят шестого года не было такой возможности. Да и в конечном счете, если разобраться, дела обстоят вовсе не так уж плохо.
— Имре, это казенная точка зрения. Беспринципная защита чести мундира. Видишь ли, я только руководитель технического отдела и не могу вмешиваться в производственные и организационные дела. Моя задача — обеспечивать энергоснабжение, следить, чтобы не ломались станки, не простаивало техническое оборудование. За это я получаю зарплату и премии. Но я не могу не видеть, что происходит вокруг.
— И что же ты видишь?
Миклош бросил взгляд на женщин, которые сидели в другом углу комнаты.
— Неорганизованность, прогулы, штурмовщину, перерасход фонда заработной платы, сверхурочные работы, бесконечные кутежи.
— Кутежи?
— Ну да. Уже стало системой праздновать именины в рабочее время. День Яноша, день Ференца, день Ержебет. Коньяк, вино, пиво — рекой. О работе в такие дни и речи нет. В общем, мне много чего не нравится. Не нравится, что папы и мамы носят своим чадам из канцелярии тетрадки, бумагу и все прочее.
Имре засмеялся.
— Тереза, — окликнул он женщину, — скажи-ка, что это стало с моим приятелем?
Жены прервали свою беседу и подсели к мужьям.
— Что-нибудь случилось? — боязливо спросила Тереза, покосившись на Миклоша.
— Пока ничего особенного, — сказал Имре. — Боюсь только, что, если Миклош с такой скрупулезностью мелкого лавочника будет вникать во всякие пустяки, никогда ему не стать заместителем министра.
— Заместителем министра? — переспросила Тереза.
Миклош отмахнулся.
— Имре дурачится. Не слушай ты его. Это его идея-фикс. Он еще на свадьбе это предсказывал. Помнишь?
— Вовсе я не дурачусь, — возразил Имре, наполняя рюмки коньяком. — Еще когда мы учились в Москве, многие предрекали Миклошу такую карьеру. Лучшим студентом был на нашем курсе. И как масштабно мыслил! А теперь забивает себе голову тетрадками, карандашами, бумагой.
— Ладно, оставим это, — бросил Зала. — Возможно, ты и прав.
После вечеринки друзья не виделись несколько месяцев. Встретившись случайно на улице, они зашли в тихий будайский ресторанчик «Зеленый орех». Имре заказал бутылку вина.
— Я давно хотел тебе кое-что сказать, Миклош.
— Я слушаю.
— Надоело мне жить у стариков. Еву это не волнует. Она чудесная женщина, я ее люблю, но легкомысленная до крайности. Знаешь, родители тайком от меня дают ей деньги, у нее все есть, и она там прекрасно себя чувствует. А мне нужно собственное жилье. Я больше так не могу. Ходи по одной половице, то не скажи, этого не делай. Тьфу!.. Твое здоровье. — Они выпили. Компания, сидевшая за соседним столиком, тихо затянула песню. Миклошу вспомнился Бодайк — холмистый край, утопающий в зелени деревьев. — Я уже давно подумываю о том, — продолжал Имре, — чтобы перебраться куда-нибудь в провинцию, где можно, наконец, получить жилье. И тебе то же самое советую. Заводов там много, работы на наш век хватит. Мы в деревне выросли.
— Я тоже об этом думал, — признался Миклош. — Пора уже заиметь свой угол. А Ева согласится уехать отсюда?