Англичане на борту не знали, доживут ли они до отплытия, и состоится ли это отплытие вообще. День для них тянулся, словно какое-то мучительное видение. Оставалось только ждать. Единственным событием стало появление торговца апельсинами. Несмотря на окрики Дубедата, женщины поспешили на берег, поскольку на борту не было питьевой воды.
Со шлюпочной палубы был виден Акрополь. Гарриет несколько раз поднималась на палубу, чтобы полюбоваться им. Глядя, как сияют в закатном солнце колонны, она вспоминала Чарльза, уже не в силах отделить свои фантазии от реального образа. Ранее она порицала стремление Гая жить в мире грез, но теперь ей казалось, будто грезы – это неотъемлемая, необходимая часть жизни. Она вспоминала, как Чарльз поймал цветок, и девочку, которая раздавала цветы, чтобы почтить доблесть воинов и утешить поверженных.
Пелопоннесские холмы, залитые закатным солнцем, порозовели, затем побагровели и наконец скрылись во тьме. Парфенон еще долго сиял на фоне неба, ловя последние лучи, но затем и он растворился в ночи. Более Афины им были не видны.
Вскоре после полуночи двигатели «Эребуса» заворчали и завибрировали.
– Сейчас мы беззвучно исчезнем во мраке, – заметил Бен Фиппс, сидя на дрожащем полу каюты.
Корабль стонал, трясся и, казалось, вот-вот развалится от напряжения, но кое-как ему всё же удалось тронуться с места.
На следующее утро, выйдя на палубу, они увидели вздымающийся над облаками серебряный пик горы Ида[100]. Бок о бок с «Эребусом» шел «Нокс», а с другой стороны находился ранее не виденный ими танкер. Он был покрыт ржавчиной, как и его спутники, но в этих трех старых посудинах присутствовало своеобразное достоинство: они уверенно шли вперед, никуда не торопясь и спокойно пребывая в родной стихии.
Большинство пассажиров воспринимали скорость передвижения как должное, но Бен Фиппс и Плаггет, посовещавшись, отправились к старпому и потребовали ускориться. Им ответили, что суда экономят силы перед опасным проходом вдоль побережья Киренаики[101].
Фиппс, упрочив свой авторитет в глазах Плаггета, отправился в обход по кораблю. Бессонная ночь ничуть не повлияла на его энергию: никому не удалось заснуть из-за рева мотора, клопов и тараканов. Плаггет чувствовал себя обязанным не отставать, но Гай уселся на шлюпочной палубе, прислонившись к борту, и перечитывал материал к лекции о Кольридже. Женщины, пребывая в каком-то оцепенении, расселись вокруг.
Бен то и дело подходил к этой группе, надеясь расшевелить Гая и пробудить в нем живое негодование, но Гай отказывался признавать испытания и опасности, которым они подвергались, и не двигался с места.
Бен Фиппс обнаружил, что спасательные шлюпки приржавели к креплениям и воспользоваться ими при необходимости вряд ли удастся.
– Эти двое бойскаутов, Лаш и Дубедат, пытаются обучить всех пользоваться шлюпками. Если увидите их, передайте от меня лично, что шлюпок у нас, считай, нет.
Он удалился, вернулся вновь и сообщил, что на борту нет ни одного радиста, но ему удалось справиться с передатчиком самостоятельно и поговорить с постом на острове Суда.
– Приятно знать, что у нас есть связь с миром, – заявил Фиппс, взглядом ища у Гая поддержки и одобрения. Гай, как и полагалось, одобрительно улыбнулся, но в этой улыбке проскальзывала ирония. Гарриет начала подозревать, что Фиппс утрачивает для Гая былую привлекательность. Когда он попытался уговорить Гая прогуляться и увидеть всё своими глазами, тот лишь покачал головой и вновь погрузился в книги. Так он и просидел весь день, словно студент в библиотеке. Единственным отличием было то, что он тихонечко бубнил себе под нос – так тихо, что только Гарриет знала, что он напевает:
Иногда он переходил к припеву:
Разомлев под ласковым весенним ветром, Гарриет наблюдала, как из-за облаков проступает Крит. Вышло солнце. Два сторожевых корабля из бухты Суда покружили вокруг их каравана и дали им пройти. В небе над ними кружил разведывательный самолет, порой опускаясь так низко, что на крыльях отчетливо были видны черные кресты, а некоторые даже божились, что видели лица вражеских пилотов. Но более ничего не произошло. Гражданские корабли не представляли никакого интереса.
Они обогнули западный мыс Крита; этот маршрут был непопулярен в судоходстве. Из воды поднимался остров – каменная глыба без единого признака жизни, необитаемый остров в пустынном море. Чуть позже, однако, они увидели какой-то корабль; это оказалось госпитальное судно, которое медленно прошло мимо, словно парящая в воздухе чайка. Пассажиры еще долго видели его вдали: солнце отражалось в его серебристых бортах.