Они вышли на улицу, надеясь найти такси, но в итоге пешком дошли до площади Конституции, где англичане кротко выстроились в очередь в ожидании транспорта до Пирея. Те, кому удалось найти такси, уже уехали. Остальных должен был забрать грузовик.
Мисс Бретт, возглавлявшая очередь, окликнула Гая и Гарриет.
– Прекрасно, не так ли? Нас эвакуируют!
– Вы же не хотели ехать? – спросила Гарриет.
– Нет, конечно. Здесь похоронен Перси. Разумеется, я предпочла бы остаться. Но всё равно неплохо было бы повидать мир. И мы едем в Египет, а там обстановка получше. Наши войска захватывают всё новые и новые территории в Египте.
На площадь въехал старый грузовик, прежде перевозивший уголь, в кузове которого стоял Бен Фиппс.
– Кто следующий? – крикнул он.
Из дверей Бюро вышли сестры Тукарри: мисс Глэдис в зеленом пальто и мисс Мейбл в бордовом. Мисс Глэдис с недовольным видом повела сестру по мостовой. Возможно, она ожидала, что своими хлопотами вокруг Пинкроуза заслужила к себе особое отношение. Вместо этого ей приходилось лезть в грузовик вместе со всеми остальными. Мисс Мейбл кое-как подсадили в кузов и устроили на чемодане, пока она недовольно бубнила что-то про угольную пыль на полу.
Когда грузовик тронулся, на площади осталось всего семеро человек. Бен Фиппс присоединился к Принглам. Глаза его так и сверкали от радости – он, очевидно, упивался властью. Он потирал руки, но не спешил что-либо рассказывать. Наконец Гай спросил, куда он подевался вчера.
– Я мог бы рассказать такую повесть![96] – воскликнул Бен Фиппс. – Где я, по-вашему, был? Куда подевался Бенни? Так вот, Бенни съездил в Пирей, чтобы одним глазочком подивиться на происходящее, – и что же он там увидел? Он увидел два корабля, которые должны были отвезти майора Куксона, его друзей и его вещи в какое-нибудь тихое уютное местечко. Бенни был не один, знаете ли! Я встретил там старого падре, которому пришла в голову та же идея, что и мне. Так что мы объединились и всё там обыскали. Под каждый камень заглянули. И нашли две эти посудины – всё остальное было разрушено. Нам удалось разыскать одного из кочегаров, и он рассказал, что их нанял какой-то английский джентльмен. Он не желал говорить, но мы с падре поднажали, и кем же оказался этот английский джентльмен? Самим майором! Его вещи уже погрузили на борт. Он готовился к этому несколько недель. Они с друзьями собирались путешествовать в полном комфорте и со всеми своими вещичками. Тут падре заявил, что это мы еще посмотрим, и мы с ним вернулись в миссию. Надо сказать, падре был великолепен. Он потребовал, чтобы каждому британскому подданному и каждому греку, находящемуся под угрозой из-за связей с британцами, предоставили место на одном из этих судов. Наши дипломаты не слишком обрадовались такой идее. Майор-то нанял эти корабли. Так, глядишь, могут пострадать его права.
– Право собственности, да? – поддакнул Гай.
– Именно. Но падре, каким бы прожженным тори ни был, стоял насмерть. Заявил, что человеческие права важнее, и не двигался с места, пока не получил согласие: корабли задержат до тех пор, пока не погрузят всех британских подданных. Как только майор узнал, что происходит, он попытался ускорить отправление. Хотел выйти в море на рассвете, но, прибыв в Пирей, обнаружил, что суда уже задержаны.
– И что же, он едет с нами?
– Да, его здесь не бросят. Придется ему путешествовать с простым людом. Говорят, он уже забаррикадировался в каюте. Его уже укачало.
Это свидетельство поражения майора привело Гая в восторг, и он пожал Бену руку.
– Победа морали! – заявил он. – Победа прав человека!
Бен горячо с ним согласился. Видя злорадство Бена, Гарриет не могла не задаться вопросом: а что было бы, не поссорься Бен с майором? Предположим, что он оказался бы в числе немногих избранных на борту! Ненависть, конечно, была мощной силой, а Бен, очевидно, был способен зайти далеко.
Раньше Гарриет питала надежды относительно будущего Гая, но теперь понимала, что права та пословица, которая говорит, что сыны века сего догадливее сынов света в своем роде[97]. Вечная благотворительность Гая, скорее всего, означала, что он далеко в жизни не продвинется.
Грузовик вернулись, и оставшиеся беженцы тронулись в путь.
Это была Страстная пятница. Город пребывал в бездействии, но жители высыпали на улицы: тяжелые предчувствия не давали им спать.
– Здесь появилось множество сторонников Германии, – сказал Бен.
Однако греки, которые махали проезжавшему грузовику, выглядели точно так же, как и греки, которые накануне бродили в мрачных сумерках. Среди них были и солдаты.
Бен Фиппс гневно указал на них:
– Всю греческую армию распустили. Очередное проявление саботажа. Пападемас говорит, что это было сделано, чтобы предотвратить бессмысленную бойню на последней линии обороны; но если бы они объединили усилия в Марафоне, то могли бы положить немало немцев. А теперь немцы просто войдут в город.
Когда они выехали на длинную и прямую Пирейскую дорогу, пустую и залитую солнцем, Гарриет спросила:
– Алан Фрюэн уже на борту?
Бен Фиппс покачал головой:
– Нет.
– Нет? А где он?