В Академии было принято обедать за большим круглым столом. Так повелось с тех пор, когда за этот стол садились студенты, которые жили одной большой семьей.
– Боюсь, наша застольная беседа скорее приличествовала бы траппистской трапезной[61]
, – заметил Алан. – Иногда кто-нибудь заговаривает о работе, но не в присутствии гостей, разумеется. Боюсь, вас ожидает гробовое молчание.Подали обед. Все, включая Диоклетиана, получили по куску мяса – сухому и пережаренному, но всё же. Собравшиеся одобрительно хмыкали и причмокивали, а кто-то даже рискнул воскликнуть: «Ну знаете ли!» Чарльз сидел, не поднимая глаз, и держался настороженно.
К мясу подали салат. Изучив плотные темные листья, Гарриет сказала:
– Похоже на листья маргариток.
Алан передал ей масло и уксус.
– Щедро полейте их, – посоветовал он. – Мы выживаем здесь только благодаря оливковому маслу.
Сидевшая напротив мисс Данн приподняла брови.
Гая не так-то просто было смутить, и он спросил соседа, правдивы ли, по его мнению, слухи о возможном вмешательстве британцев на греческом фронте. Сосед был потрясен таким вопросом и прошептал:
– Не думаю.
– В самом деле? А я слышал, что британские войска уже высаживаются на Лемносе.
Мисс Данн, обычно розовощекая, порозовела еще сильнее, после чего взорвалась, не в силах сдерживаться:
– У вас нет никакого права повторять подобные слухи!
– Да их все вокруг повторяют, – заметил Алан и, чтобы отвлечь Гая, предположил, что Наксос будет куда более удобным перевалочным пунктом для войск, идущих к Пирею.
– Но точно ли они движутся к Пирею? – запротестовал Гай. – Возможно, они направятся в Салоники.
Мисс Данн, возмущенная предметом их обсуждения, таращила глаза и пыхтела так, словно ее душили. Видя ее недовольство, Гай наклонился к ней и дружелюбно спросил:
– А вы чем занимаетесь в миссии?
– Я не привыкла обсуждать свою работу, – резко ответила она.
Даже Гаю должно было стать ясно, что разговор окончен, подумала Гарриет, – но не тут-то было. Заносчивая неловкость мисс Данн только раззадорила Гая, и он принялся умащивать ее, словно сложного студента. Он рассказал ей о представлении и о том, что планируется его повтор, – не желает ли она прийти?
Пока он говорил, мисс Данн так ерзала на стуле, что отъехала от стола на добрую пару футов. Когда Гай умолк в ожидании ответа, она яростно затрясла головой. Окружающие с наслаждением наблюдали за этой сценой.
Тогда Гай сообщил, что он тоже играет в теннис. Не желает ли мисс Данн сыграть с ним партию-другую?
Услышав это, мисс Данн побагровела от корней рыжих волос до выреза изумрудно-зеленого платья. Вместе с тем ее алое лицо исказила многозначительная усмешка.
– Я подумаю об этом, – лукаво произнесла она.
Гарриет умоляюще посмотрела на Алана и случайно встретилась взглядом с Чарльзом. Он сочувственно ухмыльнулся, она улыбнулась в ответ. Жизнь тут же утратила мрачные краски. В комнате посветлело.
Алан сообщил, что попросил подать им кофе у него в комнате. Гарриет, с неохотой поднимаясь по лестнице, чувствовала себя так, словно ее увели от единственного, кого она здесь желала видеть. Когда за ними закрылась дверь, она повернулась к Гаю.
– Эта кретинка решила, что ты с ней заигрываешь.
– Дорогая, в самом деле! Что за чушь!
Он посмотрел на Алана в надежде на поддержку, но тот был согласен с Гарриет.
– Я восхищен вашей решительностью, – сказал он. – Уверен, вам удалось завоевать сердце мисс Данн. Это уже немало. Только бесчувственный мизантроп мог бы отвергнуть столь безыскусное и благожелательное предложение дружбы.
Алан недавно отобрал самые удачные фотографии, которые делал во время путешествий по Греции. Теперь он принялся вынимать их из папок и передавать Гаю и Гарриет, предварительно с нежной ностальгией осматривая каждый снимок.
Видя, как Алан радуется возможности разделить с ними свой восторг от любимых мест, Гарриет была тронута и попыталась выкинуть Чарльза из головы. Разглядывая каменистые острова, оливковые деревья, классические церкви на фоне моря и белоснежные дома, тени на которых сияли отраженным полуденным светом, она сказала:
– Мы так хотели сюда приехать. Больше всего мы хотели оказаться в этой стране – и так ничего и не увидели. Мы живем словно в тюрьме.
Поддавшись внезапному порыву, Алан заявил:
– Я никогда не покину Грецию.
– Но если сюда придут итальянцы, вы не сможете остаться.
– Спрячусь на островах. Я говорю по-гречески, у меня всюду друзья. Меня приютят. Совершенно точно.
Слушая Алана, Гарриет понимала, что этот молчаливый, нудный и язвительный человек на самом деле обладает мягкой, терпеливой и многострадальной душой. Ей казалось, что в целом мире он любит только Грецию и свою собаку, но теперь стало ясно, что Греция была для него не просто любовью – это была святыня. Но желание укрыться здесь всё равно казалось ей всего лишь романтической фантазией. В Бухаресте жили англичанки, бывшие гувернантки, у которых не было ни денег, ни друзей за пределами Румынии. Они твердо намерены были остаться, но в итоге уехали вместе со всеми остальными.