Друзья и герои

Пока Алан говорил, она услышала доносящийся из сада голос Пинкроуза и с непринужденным видом подошла к окну. Закутанный до ушей Пинкроуз прощался с Чарльзом. Тот отдал честь, повернулся и зашагал к черным воротам. Лимонные деревья скрыли его из виду, но Гарриет продолжала стоять у окна, глядя ему вслед.

Гай и Алан были погружены в разглядывание фотографий. Алан подробно описывал свой фотографический метод. Гарриет знала, что Гай не понимает ни слова, а ей самой эти рассуждения казались бесконечно далекими от жизни. Всё в этой комнате было далеко от жизни. Она едва скрывала свое нетерпение – ей хотелось проследовать за Чарльзом и оказаться в центре города, где он, возможно, сейчас гадал, чем она занята.

Вдохновленный восторгами Гая, Алан принялся стряхивать пыль с очередных папок.

– Вы же останетесь на чай? – спросил он. Это была просьба одинокого человека.

У Гая были другие планы на остаток дня, но он не смог устоять.

– С радостью, – ответил он.

21

Гарриет была уверена, что на следующее утро Чарльз даст о себе знать. Ее охватило лихорадочное возбуждение; но посыльного всё не было. Шли часы, однако ничего не происходило; ее возбуждение улеглось. Она ошиблась. Всё это было ошибкой. Надеяться не на что.

Когда в полдень она вышла на улицу, Чарльз как раз проходил мимо двери. Он на ходу улыбнулся ей и, не оборачиваясь, стремительно пересек площадь и вошел в «Коринф».

Придя в уныние, она бесцельно побрела по площади. В тот момент, когда она проходила мимо «Коринфа», оттуда вышел Чарльз и остановился на ступенях с телеграммой в руке. Увидев ее, он вприпрыжку спустился с крыльца, словно это всё была игра, и беспечно спросил:

– Где собираетесь обедать?

– Я еще не решила.

Казалось, он ждал от нее чего-то, но чего – она не знала. Ее охватило раздражение, и она двинулась дальше, но лицо его горестно исказилось.

– Не уходите.

– Я думала, вы заняты.

– Сейчас – нет. Мне надо было получить эту телеграмму. Она могла оказаться важной.

– Но не оказалась?

– Не очень. Во всяком случае, может подождать.

– Я ждала от вас весточки, – сказала Гарриет растерянно.

– Вы же сами отвергли меня в Татое. Теперь ваш ход.

– В самом деле? – рассмеялась она и удивленно оглядела его, словно сделав мысленно шаг назад. За безукоризненными манерами скрывалась требовательная надменность – за это Алан назвал его «избалованным юношей». Теперь эта надменность растаяла. Возможно, он просто осторожничал, но в его манере держаться появилась кротость. Своим умоляющим взглядом он напомнил ей Сашу, и она с улыбкой протянула ему руку. – Тогда давайте пообедаем вместе.

На втором этапе их отношений Гарриет стало казаться, что у нее нет никакой иной цели, кроме как видеть Чарльза. Однако она не утратила рассудка. Она помнила, что подобная одержимость когда-то влекла ее к Гаю. И совершенно напрасно. Если бы Чарльз спросил ее, она бы ответила, что считает свой брак безнадежным.

– Не вините меня, – сказала бы она. – Всё это слишком сложно.

Чарльз ни о чем не спрашивал. Очевидно, он решил, что она объяснится, если захочет. В отсутствие вопросов она ничего не говорила. Ею двигало своеобразное чувство верности.

Иногда шел дождь. В такие дни они пили чай в «Коринфе». Когда небо прояснялось, они бродили по Афинам, ощущая приближение весны в электрической свежести воздуха.

Деревья на площади Конституции подернулись зеленой дымкой. На протяжении зимних недель Алан избегал дальних маршрутов и выгуливал Диоклетиана в окрестностях Академии. Теперь погода наладилась, но он чувствовал, что Гарриет отдалилась, и не претендовал на ее общество. Если она днем присоединялась к ним с Якимовым, ей были рады, но Алан больше не приглашал ее прогуляться. Пару раз он встречал Гарриет с Чарльзом на улице и отворачивался, не желая ничего знать о ее новых отношениях.

Парадоксальным образом эта скромность Алана задевала Гарриет. Когда она увидела, что Национальный сад вновь оживает, то предложила Чарльзу прогуляться там и навестить водных птиц.

– Каких птиц? – спросил он.

– Тех, что живут на пруду в центре сада.

– Вот как.

Он улыбнулся, но более ничего не сказал. Когда они проходили мимо пальм, несущих стражу у ворот, Гарриет заметила:

– В этой стране даже деревьям приходится изображать колонны.

– Вам не кажется, что первоначально именно колонны должны были изображать деревья?

– Да, наверное. Какой вы умный. После окончания учебы вы будете археологом?

– Не думаю.

– А чем же вы займетесь?

– Честно говоря, даже не представляю.

Его уклончивость ставила Гарриет в тупик. Добрая половина ее знакомых рассматривали будущее как непрерывную схватку с жизнью и готовились зарабатывать себе на пропитание задолго до наступления двадцати лет. Если Чарльза подобные вопросы не волновали, то это значило, что его происхождение сильно отличается от ее. В нем было что-то непривычное – как у человека, выросшего в богатстве. Однако она не расспрашивала его. Он не задавал вопросов о ее семье и не рассказывал о своей.