— Мы обсудили вопрос с оружием и телохранителями, — медленно сказал Гидеон. — Телохранители снаружи и телохранители внутри, Талил, повар, и водитель, который дежурит в автомобиле. — Он потер глаза ладонью. — Однако еще кое-что беспокоит меня. — Он помедлил. — Абу Фахт достаточно умен, чтобы не обзавестись какой-нибудь внутренней электронной системой безопасности. Или он не слишком доверяет этой штуке?
Задетый за живое, кофейщик ответил быстро.
— Видеокамеры в детских комнатах, в кабинете, во дворе и даже в спальне!
— А где стоят мониторы? — грубо спросил Гидеон, резко переменив тон разговора.
Кофейщик почти плакал.
— В маленькой комнате около стиральной машины. Эта комната между ванной и кухней, где готовят кофе и разогревают еду. — Он был как в лихорадке. Он понимал, что сейчас решается вопрос его жизни или смерти. — Два человека следят за мониторами день и ночь… — Он остановился, чтобы сглотнуть слюну. — Иногда они отключают камеру в спальне. Однако за детскими комнатами и снаружи наблюдение ведется постоянно. А когда он в отъезде, и она остается одна, то камеру в спальне не отключают… Прошу вас!.. — тихо сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Пистолет, мистер Калил, — резко оборвал его Гидеон. — Держит ли он в спальне пистолет?
Кофейщик зажмурил глаза и открыл их только тогда, когда к нему обратился Рафи.
— Пистолет, — повторил тот, — есть ли у нее пистолет?
— Да, есть. Он у нее всегда под подушкой, — затравленно ответил кофейщик. — Немецкий пистолет. Прошу вас, прошу!..
Мы все сошли с ума, подумал Гидеон и взглянул на Рафи.
— А где вход в комнату с мониторами?
— Во дворе, справа от детских качелей…
— А как войти туда через дом?
— На кухне под лестницей есть чулан, а в чулане дверь. Там длинный коридор, где она держит землю для рассады и удобрения для цветов…
— Нарисуйте, — приказал Гидеон, жестом прося Рафи, чтобы тот дал бумагу и карандаш.
Кофейщик принялся чертить на бумаге линии, мял листки и начинал снова. Слезы готовы были политься у него из глаз, а руки дрожали еще сильнее, когда он пробовал успокоиться. Гидеон видел это и понимал, какой паникой охвачен кофейщик, отчаявшийся спасти свою жизнь. Свою жизнь. Спасти… Наконец, Гидеон решил, что рисунок получился достаточно удовлетворительным, Али же все пытался дорисовать план двора, дома и комнаты для мониторов.
— Пожалуйста, — твердил он, — пожалуйста, помогите мне спасти Абу Фахта.
Но Гидеон и Рафи понимали, что он просит о себе самом.
Гидеон подошел к окну и немного приоткрыл деревянный ставень — так, чтобы впустить немного дневного света, но чтобы Калил не мог выглянуть наружу.
— Когда все это кончится? — спросил палестинец с внезапным спокойствием.
— А знаете, жизнь — удивительная штука, — заметил Гидеон, выглянув за окно. — Иногда ждешь неделями, иногда целыми месяцами, а иногда все кончается слишком быстро. — Он обернулся и прищелкнул пальцами. — Только успеешь что-то полюбить, а этому уже конец. — Он ясно увидел в глазах палестинца нечто, похожее на раскаяние, какую-то отрешенность. Как будто тот уже пережил собственную смерть. — Пожалуй, вам надо отдохнуть, — сказал он, направляясь к двери вслед за Рафи.
И в этот миг он увидел слезы. О чем были эти слезы — о потерях, о том, чего не удалось сделать, или о том, чего уже никогда не увидеть? Не сказав ни слова, Гидеон вышел из комнаты.
Рафи дожидался в коридоре между двумя комнатами.
— Ну и что ты думаешь?
Гидеон отреагировал неожиданно.
— Я думаю, что кое-кому здорово повезло в этом деле.
— Это кому же?
— Ребенку.
— Надеюсь, ты получил достаточную информацию, потому что так оно и есть, — согласился Рафи.
Гидеон не стал спрашивать о судьбе Али Калила. Он знал, чему быть, того не миновать. Брат кофейщика — другое дело. Впрочем, и с ним он предоставил разбираться Рафи. Когда ребенок поправится после операции, семью водворят обратно на мусорные кучи, иными словами, вышлют на оккупированные территории.
— По крайней мере ты можешь быть доволен судьбой ребенка, — добавил Рафи.
Гидеон слишком устал, чтобы объяснять ему, что единственное ощущение, которое целиком заполнило его душу, было ощущение смерти. Это ощущение было смесью все тех же угрызений совести и тоски, которые он носил в себе с тех пор, как однажды остался живым. Однако теперь в том чистилище, где он сейчас пребывал, появилось что-то вроде галлюцинации.
— Все, что у тебя сейчас есть, это Саша Белль, — предупредил его Рафи.
Свежая новость, ничего не скажешь.
12
Позавтракать вместе — была идея Маури, а Саша выбрала ресторан, солидное заведение около Одеона, основанное еще в 1686 году. Справа от ресторана располагался отель, тот самый, в котором Карами дебютировал при захвате заложников. Здесь Маури мог по достоинству оценить затею с телесериалом. Все, что ему было нужно для полного счастья. Другое дело Саша. У нее имелись кое-какие причины, чтобы еще раз удостовериться в прочности своего положения.
— Маури, я привлекательная?
Он немного опешил.
— Что за дурацкий вопрос?
Гораздо легче отделить церковь от государства, чем личное от общественного.