Дубовый листок

Вечером, как обычно, мы сидели втроем. Вера Алексеевна что-то шила и рассказывала. Вига сидела у окна с кошкой, а я напротив, покачиваясь в качалке, слушал Веру Алексеевну. Внезапно меня точно кто-то толкнул. Поднял голову… Вига?! Новая Вига смотрела на меня с такой же тоской, как когда-то Марина…

В душе у меня поднялся ветер и понес к ней навстречу!

Всего несколько секунд… Я пришел в смятение. Ушел к себе раньше обычного. Вига не пошла меня провожать.

Я был рад, я не мог бы смотреть ей в глаза. Пришел к себе и метался. Любовь начинается с глаз — разве я об этом не знал? Знала ли это семнадцатилетняя Вига? Я знал и то, что любовь часто бывает слепой…

Думала ли об этом Вига? Я вдвое старше. Но мне было так хорошо, как никогда за пятнадцать лет. Девочка заблудилась, надо сейчас же уйти с ее глаз! А если не заблудилась и это и есть настоящее?..

Нет, я не смею об этом думать. Я не спал всю ночь. Утром взял себя в руки. Скорее, скорее уехать!

Все последние дни я старался не оставаться с ней с глазу на глаз. С особенным старанием уговаривал Веру Алексеевну составить нам компанию для прогулок. Вига была совершенно спокойна.

Я уже не боялся ее. Конечно, то была случайность. Настроение. И слава богу! Но какое горькое было на этот раз у меня «слава богу!»

Канун отъезда. Я прощался, обещая приехать, если буду в силах, к Новому году. Вига пошла меня провожать.

— Ну, прощай, Вига, — сказал я, в десятый раз доводя ее до крыльца. — Не забывай, как и прежде. До конца жизни я тебе дядя, и если что нужно…

— Не дядя! — выкрикнула она и закрыла лицо руками.

Я удивился такой вспышке. Но где-то в глубине души стало сладко…

— Ну если не хочешь иметь дядю, считай меня просто другом. Все забываю, что ты теперь взрослая…

И я взял ее за руки и слегка потянул к себе. Она вырвалась. Обвила мою шею и поцеловала в губы.

Голова у меня закружилась, как когда-то давно-давно, в костеле Босых Кармелитов.

Но я опомнился. Поцеловал ее руки и поспешно ушел.

«Боже мой, — говорил я себе, — неужели я люблю? Неужели меня может любить такая юная, такая красивая девушка? Неужели тринадцать лет назад я вынес из огня свое возрожденное счастье?».

Всю ночь я сидел у окна и спорил с самим собой.

«Ты взбесился, старый дурак! — говорил я. — Как ты смеешь об этом думать! Девочка увлеклась. Мало ли какие бывают случайности. Ты не должен, не смеешь ее смущать!»

Но я чувствовал вкус ее губ, я видел ее глаза, ее душу. Она была моя! И я сам становился юношей!

Я поднимался по долине Арагвы обезумевший. Только спустившись в Дарьял, пришел в себя. Голые скалы — это моя стихия.

«Как бы ни было это желанно — невероятно. У нее это все-таки увлечение! И незачем тебе мечтать о том, чтобы Терек помчался вспять и спустился в Койшаурскую долину!»

Вига мне не писала. Я послал на этот раз деньги и письмо только Вере Алексеевне. Просил передать Виге привет. А написать Виге я не имел сил.

«Чтобы вас не обижать, мы решили взять эти деньги, но уже наверняка в последний раз. Вига говорит, что больше не в силах их принимать. У нее на душе что-то неладно. Все время грустит. Обещала скоро вам написать», — сообщила Вера Алексеевна.

Но Вига так и не написала. Что она могла бы мне написать? Может быть, опомнилась и ей неловко за свой порыв? С кем не бывает!

Постепенно я успокоился и зажил прежней бирючьей жизнью. И был очень рад, когда нас отправили на реку Гойту рубить лес и истреблять Джарган-юртовские хутора. Там ни о чем не думалось.

Все прошло бы спокойно, но в начале декабря я был послан в новую рекогносцировку. Из нее вернулся с двойным результатом: передал Левковичу весьма ценные сведения и слег с серьезной раной в груди. К тому же в разведке мне пришлось пролежать несколько часов на снегу, и ревматизм опять проснулся в моих костях.

Меня доставили во Владикавказ в самом беспомощном состоянии и поместили в госпиталь. Очнулся я в половине декабря. Врач сказал, что опасность миновала, но лежать придется еще очень долго.

Я был слаб, как ребенок, почти все время спал и не мог выспаться.

Однажды днем проснулся и увидел в ногах кровати сестру милосердия. Сидя она дремала. Белая косынка скрывала ее лицо. Я приподнялся, и кровать скрипнула. Женщина встрепенулась… Я узнал мою Вигу.

— Лежите, лежите! — зашептала она, встав на колени у изголовья.

Я упал в подушки.

— Как ты здесь очутилась? — спросил, целуя ее руку.

— С оказией.

— И не побоялась завалов?..

— От вас так долго не было вестей. Потом узнала, что вы ранены. Теперь перевезу вас на квартиру и буду ухаживать, пока не поправитесь окончательно…

Я не возражал. Госпитали и лазареты успели мне осточертеть. Столько я их перевидал на своем веку!