Дубровский. Дело князя Верейского

— Да-а-а… Серьёзное предложение, — сумма впечатлила даже такого богатея, как Троекуров. — И что же не уступите? Неужто опасаетесь продешевить?

— У того, о чём идёт речь, нет цены.

— У всего есть цена, Василий Михайлович, не всегда только она названа.

Верейский не стал спорить. Вместо этого прошёл к столу и, как уже было в случае с Харловым, убрал с него газету.

VII

— Саженье великих князей Тверских, — представил реликвию гостям князь, когда те, влекомые любопытством, подошли к столу.

Пока хозяин рассказывал наполненную драматизмом историю украшения, Троекуровы внимательно изучали его, передавая друг другу.

— Да, занимательная повесть, что и говорить, — первым нашёл что сказать Кирила Петрович, когда князь умолк. — Значит, вы у нас потомок сразу двух царственных родов — Рюриковичей и Палеологов. Вот это для меня новость. Правда, слышал что-то такое, но думал, обычная провинциальная молва — слышат звон, да не знают, где он.

Мария Кириловна не нашла что сказать. Не понять было, что впечатлило её больше — рассказ о саженье или его вид. Она зачарованно водила указательным пальчиком по ажурным бусинам, едва касаясь их, как будто опасалась, что золотые кружева растают. Так, не дыша, рассматривают искристые снежинки на холодной перчатке.

Кирила Петрович, влекомый какой-то своей мыслью, взял из рук дочери саженье и приложил к её груди. Та растерялась, застигнутая всем этим врасплох, и не перечила. Троекуров остался доволен увиденным.

— А что, Маша, к лицу тебе это царское саженье. Как пить дать — к лицу! Как думаете, князь?

После этих слов девушка зарделась, сделала шаг назад и в сторону, отстраняясь от драгоценности.

— Вы, как всегда, правы, Кирила Петрович, — только и нашёлся что ответить Верейский.

Чуть погодя гости и хозяин распрощались с обещанием друг другу вскоре снова увидеться. Кто из нас с лёгким сердцем не давал таких обетов, чтобы столь же искренне забыть их, шагнув за родной порог.

Он же Дефорж, он же…

I

Ещё когда Троекуровы не отбыли, слуга доложил о визите господина Иванова. Кто это такой, Верейский не знал, но велел отвести его в беседку и подать чая. За проводами это забылось, и лишь когда мажордом напомнил о госте, хозяин сам решил пройти к нему.

Беседка оказалась пуста. О визитёре напоминали лишь чашка с желтоватой лужицей на дне и тарелка в крошках от печенья. Князь пошёл на берег, и тут его окликнул знакомый голос:

— Простите, сударь, не знаете, князь Верейский освободился?

Василий Михайлович сделал вид, что не услышал, и заковылял шажками подагрика далее.

— Вот глухая тетеря! — выругался гость, и его шаги захрупостели по песку дорожки за спиной.

— Простите, сударь… — раздалось громогласное уже над самым ухом.

Тут уже князь не сдержался и резко обернулся. Граф Толстой запнулся, как если бы у него поперёк горла встал кусок жирной баранины, а под рукой не оказалось бокала вязкого и терпкого Petit Verdo.

Через пару секунд он пришёл в себя и дал волю чувствам:

— Василий Михайлович, вы ли это?! Вот бы не узнал, повстречав на Фонтанке или в Люксембургском саду.

Казалось, он готов был обняться и даже поднял руки, но тут же опустил их. Не знал, уместно ли проявление чувств с учётом разницы в возрасте и звании.

II

Тут уже князь не сдержался — улыбаясь, протянул руку, а затем обнял своего помощника.

— Фёдор Иванович, рад вас видеть! Мне доложили, что Иванов какой-то прибыл. Я ведь, грешным делом, уже и думать забыл про художника Алексея Карповича, стипендиата Императорской Академии художеств…

— Подумал, что не следует пока себя афишировать. У Дубровского, поди, везде есть глаза и уши. А что это за, позвольте узнать, маскарад?! Вот бы не подумал, что вы такое на себя напялите…

— Всё по той же причине, граф. Играю комедию, чтобы, во-первых, не выделяться среди местной знати, во-вторых, чтобы усыпить бдительность разбойника. Соглядатаи, вы правы, у него имеются. Иначе давно бы уже сидел Дубровский в остроге или на виселице болтался. Ну да ладно, вы-то как? Восстановлены в офицерском звании?

— Разрешите представиться, князь: подпоручик Преображенского полка Толстой! — последовал ответ.

При этом граф так картинно и выразительно щёлкнул каблуками сапог, что князю почудился звон несуществующих шпор.

— Рад-рад, Фёдор Иванович, что и говорить. Вы способный и решительный молодой человек, такие нужны на службе государю. Жаль, если разменяете свой талант исключительно на бретёрство.

— Василий Михайлович, я ведь зарок дал: пока под вашим началом — ниже травы, тише воды.

— С одной стороны, похвально, с другой — мне ведь кандидаты в святцы тоже не нужны.

— Тут уж можете быть покойны. Меня больше заботит, как бы попы анафему не наложили.

III

Продолжили разговор в кабинете. Верейский уже успел переодеться.

— Князь, вы, очевидно, ждали меня раньше, но пришлось задержаться. На то были основания.

— Вы прибыли как нельзя вовремя. События только начинают развиваться. Выкладывайте, что удалось собрать на Дубровского.