Дубровский. Дело князя Верейского

— Не бойтесь! Ради бога, вы не должны страшиться моего имени. Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отчего дома и послал грабить на больших дорогах. Но вам не надо бояться — ни за себя, ни за него. Всё кончено.

Молодой человек произнёс это на одном дыхании. После уже стал излагать спокойнее:

— Я ему простил. Послушайте, вы спасли его. Первой моей кровавой жертвой должен был стать он. Я ходил около его дома, назначая, где вспыхнет пожар, откуда войти в его спальню, как пресечь ему все пути к бегству… Но тут вы прошли мимо, как небесное видение, и сердце моё смирилось. Я понял, что дом, где обитаете вы, священен, что никто, связанный с вами узами крови, не подлежит моей каре. Я отказался от мщения как от безумства. Целые дни я бродил около садов Покровского в надежде увидеть издали ваше белое платье. В ваших неосторожных прогулках я следовал за вами, крадясь от куста к кусту, счастливый мыслью, что охраняю вас, что для вас нет опасности там, где я присутствую тайно. Наконец случай представился. Я поселился в вашем доме. Эти три недели обернулись для меня днями счастия. Их воспоминание будет отрадою печальной моей жизни…

Тут раздался лёгкий свист и прервал эту пламенную речь.

X

Молчание длилось секунды, но обоим оно показалось утомительным. Простые влюблённые способны на такое обращение со временем, что затмило бы «регенерации» графа Калиостро.

— Сегодня я получил известие, после которого мне невозможно долее здесь оставаться, — снова заторопился Дубровский. — Я расстаюсь с вами сегодня… сей же час… Но прежде я должен был открыться, чтоб вы не проклинали меня, не презирали. Думайте иногда о Дубровском. Знайте, что он рождён был для иного назначения, что душа его умела вас любить, что никогда…

Свист повторился. Дубровский умолк, схватил девичью руку и прижал к пылающим губам.

— Простите, меня зовут, минута может погубить меня.

Он отошёл, Марья Кириловна стояла неподвижно. Дубровский воротился и снова взял её руку.

— Если когда-нибудь, — сказал он ей нежным и трогательным голосом, — если когда-нибудь несчастье постигнет вас и вам не от кого будет ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы требовать от меня всего для вашего спасения? Обещаете ли вы не отвергнуть моей преданности?

Мария Кириловна молча плакала. Свист раздался в третий раз.

— Вы меня губите! — закричал Дубровский. — Я не оставлю вас, пока не дадите мне ответа. Обещаете вы или нет?

— Обещаю, — прошептала сам не своя красавица.

XI

Взволнованная свиданием Марья Кириловна шла из сада. Но на этот день душевные волнения ещё не исчерпали себя. Казалось, вся усадьба на ногах: во дворе много народа, у крыльца стоит тройка, издали слышен голос отца… Она поспешила войти в комнаты, чтобы не заметили её отсутствия.

В зале встретил её Кирила Петрович, гости окружали исправника и осыпали его вопросами. Полицейский чин в дорожном, вооружённый с ног до головы, отвечал им с видом таинственным и суетливым.

— Где ты была, Маша? — спросил отец. — Не встретила ли где мусье Дефоржа?

Маша насилу могла отвечать отрицательно.

— Вообрази, — продолжал Кирила Петрович, — исправник приехал его схватить и уверяет, что это сам Дубровский.

— Все приметы налицо, ваше высокопревосходительство, — отвечал уважительно исправник.

— Покажи мне твои хвалёные приметы, — нетерпеливо отозвался хозяин.

Исправник подал ему бумагу, и тот стал читать нараспев:

— Приметы Владимира Дубровского, составленные по сказкам бывших его дворовых людей. От роду 23 года, роста среднего, лицом чист, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Приметы особые: таковых не оказалось.

— Г-м-м, 23 года… Оно так, да это ещё ничего не доказывает, — прервал чтение Кирила Петрович. — Эх, братец, убирайся знаешь куда со своими приметами! Я тебе моего француза не выдам, пока сам не разберу дела.

XII

Исправник меж тем не думал уступать:

— А как же показания Спицына?

— Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу и лгуну?!

Троекуров не забыл обстоятельства дня храмового праздника в Покровском. Гости начали съезжаться ещё накануне. Обедня в новом каменном храме собрала такое множество почётных богомольцев, что крестьянам места не хватило. Выходя из церкви, Кирила Петрович пригласил всех к себе обедать. В зале накрывали стол на восемьдесят приборов. Хозяин наслаждался счастием хлебосола. Только в это время объявился Спицын, что не похоже было на богомольца и чревоугодника. Оказалось, у него сломалась коляска, на ремонт ушло время, а ехать ближним путём — через кистенёвский лес — не решился. Антон Пафнутьич не скрывал, что боится мести разбойника за то, что показал в суде, что Дубровские владеют Кистенёвкой «безо всякого на то права».