Дубровский. Дело князя Верейского

— Такое, конечно, нельзя исключать. Но вряд ли. Каким бы он ни был романтиком или не старался таковым предстать, деньги для него важны. Человек разом нутро не поменяет, это не исподнее, хотя напридумывать про себя может не бог весть что. К тому же и саженье явится ему на блюдечке — только руку протяни.

III

— Я уже не завидую этому Дубровскому, — Толстой вернул ожерелье на стол и обратился в слух.

— Марья Кириловна Троекурова. Дубровский от неё без ума. Только влюблённый мог пойти на такой риск и заявиться под чужим именем в дом своего врага. И только это уберегает его от кровавой мести, хотя сам Кирила Петрович приписывает это исключительно своей всесильности.

Думаю, объяснение уже состоялось, и красавица приняла его благосклонно. Она, как и многие, очарована Дубровским, видит в нём героя романического. А уж особенно такая пылкая мечтательница, напитанная таинственными ужасами романов Анны Радклиф. А тут ещё сам герой всех смоленских барышень является к ней с признанием. Это посильнее «Мария и граф М-в, или Несчастная россиянка» будет. Не читали?

Толстой едва ли не с возмущением покачал головой.

— И не советую. Сам заинтересовался, лишь увидев книгу подле Марьи Кириловны. Она, конечно, тоже влюблена, пусть и тайно, в Дубровского. Но у него нет шансов. Он изгой. У Людовика XVI больше надежды было на помилование Конвента, чем у этой пары — на родительское благословение. Дочь же не решится идти против воли отца. Тем более такого!

— Простите, князь, но нам какая от всего этого выгода?

— Я сказал «не решится», но не сказал «никогда».

— И что же заставит её это сделать?

— Угроза оказаться женой старого мужа. Я намерен сделать Марье Кириловне предложение.

IV

Американец в изумлении глядел на князя, не зная, как реагировать на его слова.

— Что так смотрите, Фёдор Иванович? Верно, думаете, а не сошёл ли князь с ума? Уверяю вас, нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти.

— А-а-а… Понимаю, вы хотите спровоцировать Дубровского!

— Я, граф, собираюсь пойти под венец с Марьей Кириловной Троекуровой.

Американец вновь оказался сбит с толку.

— Дело нешуточное, — только и нашёлся что сказать.

— Да уж, какие шутки. Мне пятьдесят, когда ещё жениться, как не теперь? Последний шанс, можно сказать. Невесте семнадцать, голова забита разным вздором, но определённо умна, остальное приложится. Что до возраста, то мой отец на двадцать с лишним годков был старше матери. Отряхну пудру, расчешу дурацкий кок, вылезу из бархатных сапог и камзола от couturiеre Михайло — глядишь, ещё и ничего окажусь…

— Вы в полном порядке, Василий Михайлович. При таком раскладе — совсем другое дело! Ещё и на свадьбе, выходит, погуляю.

— Будем надеяться. На днях еду к Троекуровым делать предложение. Главное — получить согласие отца. Впрочем, не думаю, что он будет против. С Марьей Кириловной придётся играть втёмную. Ничего не попишешь.

— Какой будет план наших действий?

— Если я всё верно рассчитал, Мария Кириловна, поняв, что уговоры не выдавать её замуж напрасны, будет искать защиты у своего рыцаря. И герой её романа непременно откликнется.

V

Толстой всё ещё не был уверен в правильности решений своего шефа. И не скрывал этого.

— Но как мы будем знать, когда и где объявится этот спаситель?

— По дороге с венчания. Почему не раньше? Потому что под венец будущая княгиня Верейская должна пойти в саженье. Такова наша семейная традиция. По пути в храм он не решится напасть на свадебную кавалькаду. Нет у него таких сил. А вот когда новобрачные поедут в свой дом через кистенёвскую рощу, тут-то засаде самое и место. Дубровский нападёт с расчётом, как говорится, убить сразу двух зайцев: и даму сердца получить, и обеспечить будущее.

— Рискованно. Я не за себя говорю. Марья Кириловна тоже ведь подвергнется опасности.

— Отчасти. Хотя ей угрозы будет менее всего. А вот нам действительно придётся несладко. Нас будет трое — ещё Харлов, мой управляющий, майор в отставке. Разбойников — минимум с дюжину.

— Тут я угрозы большой не вижу, несмотря на численный перевес. Это же мужики лапотные. Кто там в первых рядах? Камердинер Григорий, кучер Антон да кузнец Архип… В кулачной драке — стенка на стенку, шансы у них могли быть хорошие, но не в ближнем бою. Ваш Харлов где служил?

— В гренадёрах. Он хоть и в возрасте, но троих, по крайней мере, стоит.

— Тогда порядок. Опять же за нас эффект неожиданности. Харлов — за кучера, я — за форейтора, в карете — старик, — Толстой подмигнул. — Разбойникам мы покажемся лёгкой добычей. Князь, мне уже не терпится их огорчить до невозможности!

VI

Верейскому такой настрой помощника был по душе, несмотря на излишнюю горячность. Словно желая охладить её, хозяин предложил гостю сидра.

— Вы что, из Франции эту кислятину заказываете? — в вопросе Толстого слышалось неодобрение.