Таким образом проехали они около десяти верст, лошади неслись быстро, карета почти не чувствовала своими английскими рессорами ухабов просёлочной дороги. Со стороны экипаж казался вполне обычным. Лишь трое его седоков знали, какие неожиданности приготовил он для шайки разбойников, устроивших засаду в ближайшем лесу.
Харлов правил тройкой, как заправский ямщик, да и выглядел соответствующе: армяк, подпоясанный кушаком, войлочный грешневик и недельная щетина сделали своё дело. Дымящая казацкая трубка-люлька в зубах лишь дополняла образ. На запятках кареты покачивался гайдук в расшитой серебром ливрее и шёлковой шапке с большою спадающей на грудь кистью. В этом молодце даже столичные знакомцы с трудом опознали бы графа Толстого-Американца. Прямо у него под носом — в чемодане на крыше кареты — побрякивал целый арсенал оружия, его хватило бы для целого рейда по неприятельским тылам. Наплечная кобура в этот раз была на Верейском, даже пришлось настаивать и едва ли не силой надеть её на шефа.
Харлов же то и дело оправлял две гранаты за пазухами; за голенищами укрытых полами армяка сапог засунуто по пистолету. Под сиденьем лежали ещё два заряженных пистолета и гренадёрский тесак — самый надёжный товарищ при штурме вражеских редутов.
V
Но вот наконец-то разбойники обнаружили себя — поперёк дороги лежала срубленная берёза. Харлов натянул вожжи. Тут же, как только карета остановилась, к ней из кустов метнулся Григорий. Вскочив на козлы, слуга направил пистолет на Харлова:
— Приехали, дядя. Давай, только не дурить, — сказал камердинер Дубровского и остался доволен испуганным видом ямщика.
Гайдук под дулом охотничьего ружья кузнеца Архипа тоже вёл себя смиренно. Вокруг кареты образовался круг вооружённых чем попало людей. Теперь был выход Дубровского. Человек в полумаске отворил дверцы со стороны, где сидела молодая княгиня, и сказал ей:
— Вы свободны, выходите.
— Что это значит? — спросил холодно князь.
Говоривший даже не удостоил его взгляда, неотрывно смотрел на Марью Кириловну. К первоначальному обожанию добавилось разочарование — на груди любимой не было саженья.
— Эй, я с тобой говорю! — снова подал голос князь. — Кто ты такой?
— Это Дубровский, — сказала княгиня.
Князь выхватил из наплечной кобуры пистолет и выстрелил в маскированного разбойника. Княгиня вскрикнула и с ужасом закрыла лицо обеими руками.
В руке Верейского тут же оказался второй пистолет, но стрелять в осевшего к колесу Дубровского он не стал. Пуля остановила кучера Антона, когда он кинулся подхватить своего господина.
VI
Первый же выстрел послужил Толстому и Харлову сигналом к действию. Майор долбанул растерявшегося Григория по голове чугунной гранатой, и пока тот оседал с козел на землю, успел подпалить фитиль от трубки и кинул его в самую гущу разбойников. Следом полетела и вторая.
Толстой тоже не зевал. Сразу после выстрела в карете, привлёкшего всеобщее внимание, в его руках оказалось по пистолету. Первая пуля угодила в голову Архипу, вторая — в грудь мужика, подхватившего было ружьё кузнеца.
Разбойники — те, кто остался ещё жив и цел, — обескураженные таким неожиданным поворотом дела и потерявшие самых лихих товарищей, побежали. Харлову даже не пришлось пускать в дело свой любимый, ещё помнящий штурм Измаила, тесак. До рукопашной дело не дошло. Харлов и Толстой палили вслед отступавшим.
Князь вышел из кареты (Марья Кириловна осталась сидеть, закрыв глаза руками, ни жива ни мертва) и наклонился к Дубровскому.
— Он жив? — спросил Харлов.
— Конечно, я же стрелял в плечо. Это болевой шок. Ещё немного и наш Рональдиньо придёт себя.
Из кареты вышла новобрачная. Она словно впервые увидела мужа, хотя, учитывая перемены в его облике, так почти и было. Дубровский пришёл в себя, но так и остался сидеть, привалившись к колесу кареты. Он не хотел верить тому, что открылось его взгляду.
VII
Казалось, Дубровскому безразлична его дальнейшая судьба.
— Мне не удалось вас освободить, — только и сказал он княжне.
Та покачала головой и отвечала:
— Вы опоздали в любом случае. Я обвенчана, я жена князя Верейского.
— Что вы говорите?! — закричал с отчаяния Дубровский, морщась от боли. — Нет, вы не жена его, вас принудили, вы никогда не могли согласиться…
— Я согласилась, я дала клятву, — возразила она с твёрдостью. — И я не обманывала вас, ждала до последней минуты… Но даже если бы дело обернулось иначе, я сказала бы вам то же самое.
Сверху прозвучал звук взводимого курка. Толстой целился в Дубровского.
— Князь, я прошу вас! — Вскрикнула Марья Кириловна. — Прикажите своим людям не стрелять более. Дубровский обещал мне не губить вас. Будьте и вы милосердны. Если хотите, пусть это будет вашим свадебным подарком мне.
— Опустите пистолет, граф, — уступил жене Верейский.
— Василий Михайлович, у нас на этот счёт есть определённое распоряжение.
— Ну, во-первых, не распоряжение, а рекомендации. Задачу мы выполнили, разбоям Дубровского положен конец. Остальное — детали. Во-вторых, я не могу отказать жене в её первом желании. Опустите пистолет, граф.
Толстой повиновался.