— В конце концов, я не расстрельная команда. Повезло вам, Дубровский, жаль, что мы не встретились у барьера. Слышал, в моё отсутствие в Петербурге вы едва ли не первым бретёром там стали.
Раненый с интересом взглянул на «гайдука».
— Граф… Так вы, стало быть, граф Толстой, тот самый Американец?! В таком разе мне тоже жаль.
VIII
В это время очнулся и Григорий, оглушённый Харловым. Он так же, как и его господин, с недоумением смотрел на происходящее.
— Вы свободны, — обратился Верейский к Дубровскому. — Вот и камердинер ваш пришёл в себя. Поможет убраться восвояси. Да и другие сообщники, думаю, недалеко разбежались. Только мой вам совет: бросайте разбойничье ремесло. Самое время скрыться, да и лечиться необходимо. Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу вам это. Благодарите Марью Кириловну.
— Мне ваши милости, князь, хуже приговора трибунала, — только и ответил Дубровский.
К нему уже подошёл Григорий, помог встать на ноги, и они двинулись в лес.
……………………………………….
Вскоре, как отмечалось в полицейских отчётах, солдатам удалось поймать несколько человек из шайки Дубровского. От них и узнали, что атамана между ними уже не было. После того как немного оправился от раны, он собрал всех сообщников и объявил им, что намерен навсегда их оставить. Советовал и им переменить образ жизни.
— Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдалённую губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло.
После этой речи он оставил шайку, взяв с собою одного Григория. Никто не знал, куда он девался. Сначала сомневались в истине этих показаний — приверженность разбойников к атаману была известна. Полагали, что они старались его спасти. Но последующие события их оправдали — грозные набеги на усадьбы, пожары и грабежи прекратились. Дороги стали свободны. По другим известиям узнали, что Дубровский скрылся за границу.
Три мужчины
I
Ветер с материка наведался к обеду следующего дня. Поначалу робкий — так юный стюард заглядывает в каюту к новобрачным — к вечеру муссон заматерел. Его порывы разорвали туман в клочья. Он напоминал теперь песцовую горжетку беспечной хозяйки — жертву усердного, за что бы он ни взялся, щенка.
Капитаны отправили боцманов собирать загулявшихся матросов по кабакам и борделям. В Кале лишь их хозяева огорчились, что море пустило к себе людей.
Вотье за ужином сообщил князю, что их шхуна на Дувр отшвартуется в семь часов утра.
— А где же ваш любезный хозяин? Я думал, он составит нам компанию.
— Мonsieur Дефорж просил засвидетельствовать вам своё уважение. К сожалению, он не имеет возможности разделить с вами трапезу. Каждый раз с изменением погоды у него обостряются боли в руке. Он надеется утром явиться в порт, проводить вас.
— Было бы любезно с его стороны. Мы с Кириллом желаем ему быстрейшего облегчения его страданий.
— О, князь, непременно передам. Мне думается, хозяину будет приятно это слышать. Должен вам сказать, что впервые он оказал такие знаки внимания нашим постояльцам.
— Просто у нас с ним общие воспоминания.
— Я так и понял. Это-то и удивительно, — Вотье решил, что на этом хватит демонстрировать свою наблюдательность, и с поклоном удалился.
За стойкой бара как раз объявились два шкипера, решивших сделать крайнюю остановку перед возвращением на борт.
II
Рядом неряшливый гувернёр истово, как если бы дело касалось урока богословия, втолковывал жующему омлет мальчику — ровеснику Кирилла — природу туманов:
— На побережьях морей они образуются при медленном выносе с моря влажного и тёплого воздуха на холодную сушу. Туман над морем обычно устойчивый и длительный: здесь постоянно смешиваются холодные и тёплые воздушные потоки и течения. Именно поэтому такое природное явление можно наблюдать в течение нескольких дней.
Кирилл сначала вслушивался в разговор, затем бросил — это оказался всего лишь пересказ учебника по географии. Мальчика занимали мысли куда более для него важные, чем непогода.
— Папа, мonsieur Дефорж знал мою матушку? — наконец он решился задать не дававший ему покоя вопрос.
Василий Михайлович, даже если и удивился, то не выдал этого. Его, случалось, пытались озадачить куда более неожиданными вопросами. С ответом не медлил и озвучил его же без скидки на возраст:
— Ты прав, Кирилл, твоя мама и Дефорж были знакомы прежде. Среди людей такое случается, но это не даёт им права думать, что они знают друг друга. Как ты понял?
— Мне показалось.
— Так бывает — покажется что-то, а затем не знаешь, как с этим жить. Правильно, что спросил.
— Я, к сожалению, мало знаю о маме. Так что любой человек, кто с ней общался или, тем паче, был знаком, кажется мне необыкновенным.
— Понимаю. И уверяю тебя, я не стал бы возражать против вашего с Дефоржем разговора. Но, как видно, он сам не особо желает этого.
III