Дуэль четырех. Грибоедов

   — Ты и тут, прости, ничего не выразил нового, и в этом пункте ты вместе е нами, поверь. Когда Павел Пестель на общем сборе сказал, что Франция благоденствовала под управлением Комитета общественного спасения, восстание против этого мнения среди наших оказалось всеобщим и у всех нас впечатление от него осталось невыгодное. Да вот, погляди, с собой привёз я в чемодане тетрадь.

Так и выхватив тетрадь в толстом кожаном переплёте, Александр присел тотчас к окну и стал жадно читать, едва слыша, как Степан кликнул Сашку, трубку спросил, приказал прибрать со стола, как Сашка возился с самоваром и с грязной посудой, как Степан расхаживал, трубку куря, у него за спиной, наполняя комнату ароматом американского табака, однако ж с каждой новой страницей тетради, писанной отчётливым равнодушным писарским почерком, злился всё больше и наконец громко хлопнул по тетради возмущённой рукой:

   — Ишь ты, всюду «слово», «слово», «слово». У вас о Шекспире слыхом, видать, не слыхали! Вот, погляди сам: «О воспитании юношества», дело нужнейшее, дело прекрасное, кто возразит, так нет, «слово» и «слово» пестрит: «В разговорах о воспитании член должен стараться убеждать, сколь сильно действие воспитания на целую жизнь человека, сколь мало теперь пекутся об истинном воспитании и как бедно заменяет его наружный блеск, коим стараются прикрыть ничтожность молодых людей, что главный предмет в воспитании должен быть нравственность и что никакое средство к возбуждению в юноше любви ко всему истинно доброму и великому не должно быть при оном отмечаемо, что укрепление молодого человека в правилах веры и приверженности к оной есть сильнейшее средство к образованию его нравственности». И ещё «что» и ещё «сколь» — восемь пунктов всего! Точно матушка в детстве: будь таким, будь сяким, этого в рот не бери, а сама то и дело девок своих из собственных рук по мордасам. И вот я ни таким, ни сяким, ни этаким точно не сделался, а от сладкого всё одно за уши не оттянешь — страсть как люблю. А меня за сладкое матушка чуть не секла. Слова в воспитании, слова в прочем во всём — да от слов-то и вред!

Степан, пыхтя трубкой, окутанный сладостным дымом, тяжело топая каблуками сапог, отозвался у него за спиной:

   — Ты, я гляжу, нарочно решился нынче меня рассердить. У нас не всё же слово одно, в особом пункте записан у нас и личный пример.

Эк писать мастера, он сузил глаза, язвительно рассмеялся — сдержаться не мог:

   — В самом деле? В особенном пункте? Вот чудеса! Дай-ка и эту прелесть прочтём, образуем малость себя! Ага, вот оно где! Да ты послушай-ка сам, что за дичь: «Они обязаны по возможности сами заводить учебные заведения для воспитания молодых людей, и сии заведения должны быть склоняемы к целям Союза. Члены, имеющие поместья, должны по возможности учреждать... Касательно частного воспитания, члены, имеющие в этом участие, то есть воспитывающие своих или чужих детей, должны стараться внушать... При воспитании должны они сколько возможно избегать чужестранного...» Помилуй, Степан, да в каком же месте тут именно личный пример? Сызнова те же «слова» и «слова»!

Степан с неожиданной строгостью возразил, вдруг встав перед ним, держа трубку в руке:

   — Ты нынче несносен, с похмелья, должно, не велеть ли ещё одну чашку кофию дать?

Александр вскинул голову, ласково поглядел на него:

   — Мой милый, ты не сердись. Мы точно никогда прежде не трактовали с тобой об этих вещах, надобности не виделось в том, помилуй, к чему? Однако ж заговорили когда, так сделай милость, выслушай до конца. Я тебе вместе с Фаустом говорю: «В начале было Дело»!

Степан заворчал, отходя от него:

   — Очень новая мысль, об чём говорить!

Грибоедов круто поворотился на стуле, чуть не упал, пошатнулся, но усидел, с тетрадью в дрожащей руке, с укоризной глядел ему вслед: