Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые

Понятно, что показания этих двух важнейших очевидцев (Глебова и Васильчикова) давались потом на следствии, когда участники дуэли были озабочены не столько установлением истины, сколько тем, чтобы приуменьшить собственную вину. Тем не менее, сопоставление их показаний с показаниями самого Мартынова представляет большой интерес.

Мартынов показал 17 июля 1841 года на следствии по делу о дуэли:

«С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет, одним словом все, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести. Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней. Потом взялся опять за прежнее. На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец».

А вот показания М.П. Глебова:

«Поводом к этой дуэли были насмешки со стороны Лермонтова на счет Мартынова, который, как говорил мне, предупреждал несколько раз Лермонтова».

А.И. Васильчиков свидетельствовал следующим образом:

«О причине дуэли знаю только, что в воскресенье 13 июля поручик Лермонтов обидел майора Мартынова насмешливыми словами; при ком это было, и кто слышал сию ссору, не знаю. Также неизвестно мне, чтобы между ними была какая-либо давнишняя ссора или вражда».

Все усилия Глебова и Васильчикова помирить противников остались напрасны, и дуэль произошла 15 (27) июля 1841 года.

Она происходила около семи часов вечера, на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук, в четырех верстах от города.

Согласно показаниям Мартынова, подтвержденным секундантами, дуэль происходила так: барьер был отмерен в пятнадцать шагов и от него в обе стороны еще по десять шагов.

Н.П. Раевский потом писал:

«На другой день, 15 июля 1841 года, после обеда, видим, что Мартынов с Васильчиковым выехали из ворот на дрожках. Глебов же еще раньше верхом поехал Михаила Юрьевича встретить. А мы дома пир готовим, шампанского накупили, чтобы примирение друзей отпраздновать. Так и решили, что Мартынов уж никак не попадет. Ему первому стрелять, как обиженной стороне, а Михаил Юрьевич и совсем целить не станет. Значит, и кончится ничем».

Кстати, в официальных документах фигурируют имена двух секундантов – М.П. Глебова и А.И. Васильчикова. В действительности же на месте дуэли присутствовали четыре секунданта: как известно из воспоминаний, решено было скрыть от следствия участие в дуэли А.А. Столыпина (Монго) и князя С.В. Трубецкого. Почему? Да потому, что во время суда они могли поплатиться больше других (и Столыпин, и Трубецкой находились на Кавказе на положении сосланных, к тому же было известно, что их обоих терпеть не мог император Николай I). Это решение повлекло за собой и другие изменения в показаниях. Пришлось, например, перераспределить роли двух оставшихся секундантов: Глебов назвал себя секундантом Мартынова, а Васильчиков – секундантом Лермонтова.

В письме к Дмитрию Аркадьевичу Столыпину, брату Алексея Аркадьевича и товарищу Лермонтова, в 1841 году Глебов давал обратное распределение функций. Не исключается, однако, что секундантами Лермонтова были Столыпин и Трубецкой. Существует, впрочем, и предположение, что Столыпин и Трубецкой опоздали к месту дуэли из-за сильного ливня, и дуэль действительно состоялась при двух секундантах «по договоренности обеих сторон».

Через много лет князь Васильчиков, отвечая на вопросы писателя и историка П.В. Висковатова, назвал себя секундантом Лермонтова (так, собственно, он показал и на суде). На прямой вопрос Висковатова, кто был чьим секундантом, он отвечал: «Секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова, я – Лермонтова. Других мы скрыли».

В другой раз А.И. Васильчиков ответил на вопрос того же Висковатова еще более уклончиво: «Собственно, не было определено, кто чей секундант. Прежде всего, Мартынов просил Глебова, с коим жил, быть его секундантом, а потом как-то случилось, что Глебов был как бы со стороны Лермонтова».

Как бы то ни было, Мартынов и Лермонтов стали на крайних отмеченных точках. По условиям дуэли, каждый из них имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру.

Мартынов первый подошел к барьеру, подождал некоторое время выстрела Лермонтова, потом выстрелил. И Лермонтов был поражен насмерть. Пуля ударила в правый бок навылет, сам же Лермонтов так и не успел сделать выстрела.