По тем временам дуэль со смертельным исходом – это была вещь неслыханная для провинциального тихого Пятигорска. Все были потрясены и из любопытства ходили смотреть на убитого поэта. Возле гроба переговаривались шепотом, будто боялись громкими словами разбудить его. «На бульваре и музыка два дня не играла», – вспоминала потом Эмилия Клингенберг (впоследствии Шан-Гирей).
Пятигорское духовенство затруднилось относительно погребения Лермонтова по христианскому обряду, как говорят, «потому что несколько влиятельных личностей, находившихся тогда в Пятигорске и не любивших Лермонтова за его злой язык, внушали, что убитый на дуэли – тот же самоубийца, и что едва ли высшее начальство взглянет благоприятно на похороны такого человека». В результате только настоятельные уговоры друзей Лермонтова помогли добиться того, что над ним был совершен обряд.
В «Воспоминаниях» декабриста А.С. Гангеблова об этом говорится так:
«Когда был убит Лермонтов, священник отказался было его хоронить, как умершего без покаяния. Все друзья покойника приняли живейшее участие в этом деле и старались смягчить строгость приговора. Долго тянулись недоумения. Дорохов горячился больше всех, просил, грозил и, наконец, терпение его лопнуло: он как буря накинулся на бедного священника и непременно бы избил его, если бы не был насильно удержан князем Васильчиковым, Львом Пушкиным, князем Трубецким и другими».
По словам князя А.И. Васильчикова, в Санкт-Петербурге, в высшем обществе, смерть Лермонтова встретили отзывом: «Туда ему и дорога». В своих «Воспоминаниях» П.П. Вяземский, со слов флигель-адъютанта полковника Лужина, отметил, что император Николай I отозвался об этом такими жесткими словами: «Собаке – собачья смерть». Однако после того, как великая княгиня Мария Павловна «вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором», император, выйдя в другую комнату к тем, кто остался после богослужения (дело происходило после воскресной литургии), объявил:
– Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит.
В самом Пятигорске общество разделилось на две части: одна защищала Мартынова, другая (более многочисленная) оправдывала Лермонтова. Было слышно даже несколько таких озлобленных голосов против Мартынова, что не будь он арестован, ему грозила бы опасность.
Лермонтов был похоронен на старом кладбище в Пятигорске, однако отпевание не проводилось, и в церковь гроб не допустили. Через несколько месяцев, по просьбе Е.А. Арсеньевой (бабушки поэта), гроб был перевезен в село Тарханы (Пензенской губернии), где 23 апреля 1842 года ее внук был погребен в фамильном склепе.
За эту дуэль Н.С. Мартынов был приговорен военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав гражданского состояния. Однако, согласно окончательному приговору, утвержденному императором Николаем I, его приговорили к трехмесячному аресту на крепостной гауптвахте и церковному покаянию, а потом он в течение нескольких лет отбывал довольно суровую епитимию (вид церковного наказания) в Киеве.
Киевская духовная консистория определила Мартынову пятнадцать лет церковного покаяния. Он поселился в одном из флигелей Киево-Печерской лавры и ежедневно делал определенное количество земных поклонов, читая молитвы. Остальное время он гулял по парку.
Складывалось впечатление, что весь гнев, накопившийся в светском обществе по отношению к Дантесу, перешел теперь на Мартынова. Он стал изгоем. Прохожие без стеснения называли его убийцей, а один студент, говорят, даже плюнул ему в лицо. Мартынов все это терпел, терпел молча, безумно страдая оттого, что стал виновником смерти Лермонтова.
Когда Мартынов познакомился с дочерью предводителя киевского дворянства Софьей Иосифовной Проскур-Сущанской, она была замужем. Но у них начался роман, и Софья развелась. Но пожениться они не могли, ибо у него еще не закончилось покаяние. Чтобы избавить любимую женщину от двусмысленного положения, Николай обратился в Синод с просьбой сократить срок епитимии. И срок был сокращен до семи лет.
А в 1845 году Николай и Софья поженились с разрешения митрополита Киевского Филарета. От этого брака на свет появилось пять дочерей и шесть сыновей.
После окончания епитимии Мартыновы переселились в родовое имение Николая Иевлево-Знаменское (местные жители называли его по фамилии хозяев – Мартынове).
В родовом имении Мартынов с утра пораньше спешил в церковь Знамения Божьей Матери и заказывал панихиду по убиенному рабу Божьему Михаилу. Так продолжалось 35 лет подряд, до самой его смерти.